Вот на такую позицию № 24, предназначенную для крейсерства, и отправилась в первый боевой поход Щ-216. Новой директивой Г.Е. Карбовскому разрешалось: маневрировать в позиционном
[6] положении, организовывать радиосвязь днем, а также проводить взаимную связь по специальной таблице условных сигналов.
С началом войны появилось и еще одно правило: первый боевой поход на вражеские коммуникации командиры новых лодок совершали с командиром дивизиона. Но в случае с 216-й ни в одном архивном документе наличие командира дивизиона, либо какого-то иного начальника на борту ПЛ во время первого боевого похода нам обнаружить не удалось.
«Командиру ПЛ Щ-216 Капитан-лейтенанту Карбовскому Приказание командира 1 БПЛ N9 34/оп от 15.10.41 г.
Время и дата выхода, порт. В 17.30 16 октября. Туапсе.
Позиция N9 24; район м. Зейтинбурну.
Время и дата возвращения, порт. 3 ноября. Туапсе».
Сначала лодка была направлена в район мыса Зейтин-Бурну (район турецко-болгарской границы) и была в море с 16 октября по 3 ноября 1941 г.. Прибыв на позицию 19 октября, в течение первых трех дней лодка патрулировала у берега; при этом поздно вечером 20 октября в ходе зарядки аккумуляторов ею был неудачно атакован буксир (торпеда не попала в него).
Известный историк боевых действий подводных лодок советского флота И.А Киреев
[7] описывает этот поход следующим образом: «Следующие два дня лодка провела в морской части позиции, в 25—30 милях от берега, на вероятном пути судов противника, ходивших прямым курсом на линии Босфор — Варна; при этом пришлось погружаться от самолета, производившего разведку на бреющем полете.
24 октября, когда лодка снова перешла в район прибрежного фарватера, но патрулирование производилось слишком далеко, в 4—7 милях от берега, вследствие чего на фоне берега трудно было своевременно обнаружить суда противника, шедшие по прибрежному фарватеру.
Последствия этого тактического промаха сказались днем 31 октября. Когда в 14 час. 12 мин. на дистанции 40 каб позади был обнаружен транспорт противника, лодка начала выходить на атаку, однако командир слишком поздно принял решение об увеличении хода до 7 узлов и с транспортом не удалось сблизиться до расстояния торпедного выстрела. Впоследствии уже на базе будет отмечено, что “командир от атаки отказался” и его действия будут признаны неудовлетворительными».
Вечером 1 ноября лодка начала возвращение в базу.
Главная роль в любом морском экипаже — неважно, линкор это или крейсер, эсминец или морской охотник, — несомненно, принадлежит командиру. Но во много раз его значение возрастает на подводной лодке. Недаром говорят подводники о командире — первый после Бога. Автобиография Г.Е. Карбовского, написанная еще до войны, позволяет нам ближе узнать этого человека**.
***
В своих мемуарах бывший помощник командира Щ-216 Я.К. Иоселиани достаточно подробно описывает события первой и последующих атак по кораблям противника в этом походе. Правда, автор изменил фамилию командира на Вербовский, а название лодки — на «Камбалу». И хотя, судя по этим изменениям, автор широко использовал право на художественный вымысел, его повествование несколько своеобразно характеризует командира лодки и царившую на ней атмосферу:
«...Мы направились к люку, но задержались из-за нового доклада сигнальщика.
— Курсовой левого борта сорок, показался проблеск на воде!
— Вы точно видели проблеск? — спросил командир.
— Так точно, товарищ командир, вот он: курсовой сорок, слева, на воде! Не так далеко.
— Боевая тревога! Торпедная атака! — увидел и Вербовский тусклый огонек двигавшегося вдоль берега судна. —Лево на борт!
Я бросился на свой командный пункт.
‘Камбала ” легла на курс атаки. Боевые посты тотчас же доложили о готовности.
Подводная лодка полным ходом неслась к вражескому кораблю.
Я сверял расчеты с данными о противнике, которые поступали с мостика, и убеждался, что все идет хорошо. Веемы были возбуждены, однако каждый делал свое дело четко, быстро и точно.
— Аппа-ра-ты! — понеслась грозная команда в торпедный отсек, на боевой пост. И вслед за ней: — Отставить!
Но нервы у торпедистов были настолько напряжены, что команду “Отставить! ” они приняли за “Пли! ” Торпеды выскочили из аппаратов и устремились в заданном направлении.
— Срочное погружение! —услышали мы следующую команду Вербовского.
Люди, буквально друг у друга на плечах, посыпались в люк центрального поста.
Потребовались считаные минуты, чтобы "Камбала " оказалась на глубине и начала отход в сторону моря.
— По ошибке атаковали дозорный катерок; будь он проклят! Понятно? — шепотом сказал мне Вербовский.
— Бывает... —успокоил командира Иван Акимович, стоявший рядом. — Еще хорошо, что он оказался... слепым. Если бы он видел, как по нему торпедами швыряют, мог бы еще нас погонять...
— Эх, если бы знать. Установить бы глубину хода торпед поменьше и залепить в борт этому дозорному, — досадовал я. — Но почему же он несет огонь?
— Не знаю, не спрашивал, — сухо бросил Вербовский.
— По-моему, иллюминатор приоткрыт или плохо затемнен, — предположил Станкеев.
Несмотря на неудачу, первая атака принесла известную пользу. На боевых постах и командных пунктах были выявлены ошибки и неточности. Устранение их, несомненно, многому научило и подняло боевую выучку экипажа.
Всеобщее разочарование было, конечно, велико, но оно очень скоро прошло.
На следующий день меня подозвал к перископу вахтенный командир лейтенант Глотов.
— Как вы думаете, стоит доложить командиру: какие-то подозрительные дымы вот в этом направлении, посмотрите сами.
Я с трудом различил на фоне облаков еле видимые клубы дыма.
— Нужно доложить. Дымы судов, — заявил я. Вербовский приказал сыграть боевую тревогу и бросился в центральный пост.
