– Да… если ты, конечно, не против…
Дара посмотрела на него взглядом семнадцатилетней девочки, от которого у него все сжалось внутри.
– Ну?! – Зданевич резко перекинул сумку с одного плеча на другое, будто надеясь, что это поможет ему переварить услышанное.
Они стояли посреди оживленной питерской улицы. Мимо них сновали прохожие, задевая сумками и пакетами. Это было не самое лучшее место для выяснения отношений, но их это не заботило. Сейчас они могли бы объясняться друг с другом даже перед камерами Центрального телевидения, транслирующего их разговор на всю страну. Кроме друг друга, они не видели и не слышали никого и ничего.
– Я не могла… – вылетело из алых губ Дары. – Я и так отняла тебя у нее…
– У кого?
– Сам знаешь, у кого… у подруги моей… Она первой влюбилась в тебя и сказала мне об этом. Я из чистого любопытства посмотрела на тебя и… сама пропала…
– И что? – Антон старался быть все так же сух.
– И… я хотела хотя бы немного побыть с тобой… Хоть чуть-чуть, чтобы потом передать тебя ей…
– Я вам что, вещь? Совсем вы обалдели… – Антон смерил ее презрительным взглядом и еще более презрительно добавил: – Подруги…
– Она ни при чем, – смиренно опустив щедро накрашенные ресницы, ответила Дара, и он поразился их длине. – Она не знала.
– Не знала?
– Не знала… ну… или делала вид, что не знает… Мы никогда с ней не говорили о тебе.
– Почему?
– Думаю, потому что обе любили.
– Скажешь, что и ты не знаешь, что она… – начал Антон.
– Конечно, я догадывалась, – перебила его Дара, – но… повторяю: мы с ней никогда не говорили о тебе.
– То есть ты как бы пожертвовала собой? – язвительно подвел итог Антон. – Я сделал правильный вывод?
– Получается, что так…
Женщина вроде бы и не заметила его язвительности. Она была печальна, смущена и очень серьезна.
– А куда же сейчас твоя жертвенность подевалась? – громче, чем нужно, спросил Антон. – Разве ты не видела вчера ее глаза?
– Видела…
– И что же с тобой случилось сегодня? – прищурился Зданевич, поигрывая ключами от машины фирмы «Драйвер».
– Перестань, Антон, разговаривать со мной как с нашкодившей девчонкой! – возмутилась наконец Дара. Она покраснела от гнева. Красота ее сделалась настолько яркой, что он, ослепленный, вынужден был отвернуться. – Я же сказала: всю жизнь любила только тебя! Вчера вечером чуть с ума не сошла, когда подумала, что вы можете опять с ней…
Зданевич повернул к женщине лицо, искаженное гримасой боли, и спросил:
– Ты ведь замужем, не так ли?
– Замужем… да… за хорошим человеком, – тихо ответила она.
– У меня тоже есть жена…
– Я понимаю… и ты ее любишь…
Дара не спрашивала. Она предположила это с опять побелевшим лицом. Краски его снова поблекли, но от этого оно показалось Зданевичу только роднее.
– Люблю… да… не знаю… наверно… – с трудом подыскивая слова, ответил он. – Она мать моих детей.
– Я правильно понимаю, что… мне лучше уйти? – с вызовом спросила Дара.
Антон Зданевич всмотрелся в лицо женщины и понял, что не сможет ей противиться и сейчас. Он сжал руку Дары и почувствовал, что ее сотрясает мелкая дрожь.
– Мне все это не просто дается, Антон, – объяснила она, и он видел: губы ее тоже дрожали.
Зданевич довольно грубо втолкнул женщину в машину и повернул ключ в замке зажигания. Дара молча сжалась на сиденье, не спрашивая, куда он собирается ее везти. Похоже, она была готова ко всему. А он должен был съездить на вызов. Остановившись у дома на Шпалерной улице, Зданевич сказал:
– Подожди, пожалуйста. Если работы на полчаса, то я на столько и задержусь. Если с компьютером дела плохи, то мы с хозяевами либо погрузим его в машину, либо они сами привезут его в фирму в удобное для них время. Некоторые не доверяют свой компьютер чужим машинам. В любом случае, я недолго… Подождешь?
Дара кивнула и зябко повела плечами. Темные прямые волосы почти занавесили ей лицо.
Антон вернулся через несколько минут.
– Они сами привезут свой комп, – сказал он. – У них, оказывается, еще какие-то претензии к нашей фирме. Хотят разобраться с другим мастером.
Дара не издала ни звука. Она сидела все так же, не сменив позы и вжавшись в сиденье. Пальцы ее с длинными, алыми, как губы, ногтями вцепились в поднятый воротник кожаной куртки, подняв его, будто Даре было холодно. Волосы совсем закрыли ее лицо.
Зданевич сел с ней рядом и задумался. Все ли правильно они делают? Стоит ли второй раз входить в одну и ту же реку? Он повернулся к женщине, намереваясь спросить ее об этом и попросить убрать волосы от лица. Ему почему-то казалось, что он может неожиданно увидеть за ними совсем другую женщину… Да тоже была ярка и черноволоса, а все происходящее с ними уже напоминало ему какую-то дикую фантасмагорию… петербургскую мистерию… И погода вполне подходящая: на город посреди дня наползли тяжелые свинцовые сумерки. Видимо, пойдет дождь.
Он ничего не успел сказать женщине, потому что она сама отбросила назад волосы, и он увидел рядом совершенно сумасшедшие глаза. И не Да, а именно Дары. Ему показалось, что в груди что-то лопнуло и истекло обжигающе горячим. Антон прижал к себе гибкое податливое тело. Дара мгновенно приникла к нему и поцеловала так, как не умела в юности. Его окатило волной щемяще знакомых запахов. Ее волосы и тогда пахли цветущими травами. Она и сейчас так же стройна, как в школьные годы. И куда более страстна! Если бы она так целовала его в юности, то теперь они, наверно, были бы женаты и, возможно, надоели бы друг другу до смерти. Может, и хорошо, что все случилось именно таким образом. Она по-прежнему – подарок судьбы. Дара! У него от ее близости кружится голова, а сердце бьется так, будто собирается проломить грудную клетку и вырваться наконец из надоевших темных глубин к свету.
Он повез ее на родительскую дачу в Тосно. Езда заняла более двух часов. Дорога и так была неблизкой, а в час пик, на который пришлась их поездка, они к тому же несколько раз застревали в пробках. За все это время они не произнесли ни слова, но думали друг о друге. Зданевичу казалось, что он кожей ощущал сгустившуюся в машине атмосферу воспоминаний и невысказанных желаний. Запах когда-то до смерти любимой женщины заполнил весь салон. Впрочем, почему когда-то? Сейчас Антону уже казалось, что и он не переставал любить Дару всю жизнь.
Дождь все-таки пошел, косой и сильный. Он замолотил своими мощными струями по машине, а потом словно закрыл ее колпаком воды от улиц города. Зданевич с Дарой остались одни. Санкт-Петербургские химеры, нежась под холодными весенними струями, направляли их авто к цели, временно взяв ее под свою охрану. Они одни лишь знали, что будет дальше.
