Тогда Геринг казался весьма приятным человеком, очень здравомыслящим в политических вопросах. Я также познакомился с его первой женой Карин, урожденной шведской графиней. Она была очаровательной женщиной и не проявляла никаких признаков психического расстройства, омрачившего последние годы ее жизни. Геринг поклонялся ей, и только ей удавалось укрощать его, словно он был молодым львом. Она также имела на него огромное влияние. После ее смерти Геринг превратил свое поместье Каринхалле в фантастический памятник первой жене.
Гитлера же я в следующий раз увидел в Мюнхене, на собрании по вопросу плана Янга. Позже я иногда встречался с ним в доме Геринга, но никогда не посещал его ни в Оберзальцберге, ни в «Коричневом доме». Однажды Гитлер, Гесс и Рём ночевали в доме моего покойного отца. Этим, пожалуй, и исчерпывались наши отношения.
Тем не менее я действительно связал Гитлера со всеми рейнско-вестфальскими промышленниками. Общеизвестно, что 27 января 1932 года – почти за год до прихода к власти – Адольф Гитлер произнес речь, длившуюся два с половиной часа, в «Индустриклубе» в Дюссельдорфе. Речь произвела глубокое впечатление на собравшихся промышленников, и в результате в кассу национал-социалистической партии хлынули крупные вливания из промышленных концернов.
Подготовительные мероприятия к этой «исторической» речи не стоят упоминания. Поначалу я вовсе не собирался давать Гитлеру слово. Обращение национал-социалистов к собранию не было предусмотрено. Наоборот, комитет «Индустриклуба» разрешил произнести речь одному социал-демократу, что сильно взволновало членов комитета, и многие пригрозили подать в отставку. На очень бурном заседании комитета я сказал, что есть лишь один способ исправить ошибку, а именно пригласить выступить на собрании кого-нибудь из национал-социалистов. Это предложение было одобрено.
Однако, выдвигая свое предложение, я думал не об Адольфе Гитлере, а о Грегоре Штрассере, ибо именно Штрассер был в те дни самой популярной фигурой из национал-социалистов в Рейнской области. Он был образованным человеком, фармацевтом по профессии; его принимали всерьез, несмотря на его национал-социалистические взгляды. Со Штрассером можно было поспорить, и он не производил такого неприятного впечатления, как, например, доктор Роберт Лей, который в то время издавал газету в Кельне, а сейчас является руководителем Германского рабочего фронта. Поэтому я попросил Штрассера произнести речь в Дюссельдорфском клубе, но вскоре после этого случайно встретился в Берлине с Адольфом Гитлером. Когда я упомянул о планируемом выступлении перед Дюссельдорфским «Индустриклубом», он сказал: «Думаю, мне лучше приехать самому». Я согласился, и именно из-за этого приглашения Гитлера хорошо узнали в Рейнской области (Рейнланде) и Вестфалии. Я не видел в этом приглашении никакой политической значимости, но Гитлер, без сомнения, сразу же понял политическую ценность предоставленной мною возможности.
Мой полный личный вклад в национал-социалистическую партию составил один миллион марок. Не более того. Моя поддержка сильно преувеличена, поскольку я всегда считался богатейшим человеком в Германии. Но что же, в конце концов, означает владение заводами? Уверяю, вовсе не то, что хозяин имеет много наличных денег, чтобы поделиться. В любом случае, у Гитлера были и другие финансовые источники. Например, знаменитый издатель Брукман из Мюнхена и Карл Бехштейн, всемирно известный производитель роялей из Берлина, давали нацистам большие денежные суммы. Кроме этого, Гитлер получил небольшие субсидии от отдельных промышленников.
Крупные промышленные корпорации начали спонсировать нацистов только в последние перед их приходом к власти годы. Деньги передавались не напрямую Гитлеру, а доктору Альфреду Гугенбергу, который предоставил в распоряжение национал-социалистической партии около одной пятой полученных средств. В целом суммы, переданные тяжелой промышленностью нацистам, можно оценить примерно в два миллиона марок в год. Однако следует понимать, что сюда входят лишь добровольные дары, а не различные суммы, которые промышленные предприятия обязаны были предоставлять на многочисленные партийные манифестации.
Я так и не сблизился с Гитлером, видимо, из-за враждебности Рудольфа Гесса и Йозефа Геббельса, министра пропаганды. Хотя Гесс знал, что я избавил партию от большого долга, связанного с покупкой «Коричневого дома» в Мюнхене, они оба работали против меня. Поскольку они оба были левыми, то с подозрением относились ко мне, как к представителю крупной промышленности. Я также знаю, что и многим другим не нравилась связь Гитлера с тяжелой промышленностью.
Однако симпатии Гитлера не распространялись на промышленников в целом. Фактически, кроме старого Кирдорфа, который, по существу, не был владельцем предприятий тяжелой промышленности, я был единственным представителем этого племени, не боявшимся демонстрировать свои связи. С Круппом фон Болен унд Гальбахом
[16], руководителем знаменитых военных заводов, все было совсем не так, как со мной. До захвата власти Гитлером фон Крупп был его жестким противником. Еще за день до того, как президент фон Гинденбург назначил Адольфа Гитлера канцлером, фон Крупп настойчиво предостерегал старого фельдмаршала против этого шага. Однако как только Гитлер пришел к власти, фон Крупп стал одним из самых преданных сторонников его партии. Я говорю это ни в коем случае не для того, чтобы бросить тень на господина фон Круппа. В любом случае, это не преуменьшает мою собственную ошибку. Я чистосердечно признаю, что, поверив Адольфу Гитлеру, совершил колоссальную ошибку. Просто было бы гораздо лучше, если бы и господин фон Крупп смог заставить себя признать свою ошибку.
Делая это признание, я должен еще и еще раз подчеркнуть – не в качестве безусловного, но частичного оправдания, – что источником неприятностей являлась не сама нацистская партия, а некоторые ее представители, в чем главным образом виноват партийный лидер. Он удерживал в партии всех руководителей безотносительно их характера, и они могли делать все, что угодно. Гаулейтер, чьи функции в партийной организации примерно соответствуют полномочиям окружного управляющего в структуре государства, сегодня священен и неприкосновенен.
Это разрушит партию, ибо ни одна страна не может процветать в подобных условиях. В каждой системе, даже коммунистической, лидер должен нести ответственность за порядок. В России Сталину удается сохранять порядок – но уж точно своими особенными методами!
Исторические примечания
Заводы Круппа
Корпорация Фридриха Круппа в Эссене всегда была самым известным арсеналом Германии. Еще в 1860-х годах, когда корпорация была частной фирмой, она получила субсидию в пять миллионов талеров от Прусского государства. Вся артиллерия, использованная Пруссией в датской войне 1864 года, войне с Австрией 1866 года и Франко-прусской войне 1870–1871 годов, была произведена на заводах Круппа. После Франко-прусской войны предприятия Круппа разрослись до такой степени, что заняли целые районы города Эссена, население коего увеличилось главным образом за счет рабочих Круппа. Городские власти стали марионетками концерна Круппа. Чтобы выйти на иностранный рынок и конкурировать с французским концерном «Шнейдер-Крезо», Круппы использовали целую армию агентов, завербованных в основном из рядов бывших немецких дипломатов и офицеров. Агенты Круппа вмешивались во внешнюю политику Германии, и вследствие личного влияния Круппов при императорском дворе их агенты часто пользовались услугами немецких дипломатов. Это влияние усилилось после самоубийства старика Фридриха Круппа, сына основателя концерна. Кайзер Вильгельм II был лично заинтересован в браке единственной дочери и наследницы Круппа с господином фон Боленом унд Гальбахом, в то время незаметным сотрудником министерства иностранных дел, и способствовал ему. Господин фон Болен унд Гальбах, после свадьбы принявший имя Крупп фон Болен унд Гальбах, не был бизнесменом, способным управлять таким концерном. Он превратил концерн в компанию с ограниченной ответственностью, однако все акции остались в семейной собственности и никогда не продавались на открытом рынке. Управление было доверено расширенному совету директоров. После крушения монархии заводы Круппа значительно сократились. Большая часть оставшихся предприятий перешла на производство товаров мирного времени, однако с приходом к власти Гитлера заводы вновь расширились и стали еще больше, чем в имперский период.
