Молодые парни, «братья-славяне», они навечно входили в историю державы как особое поколение — поколение победителей.
… Альтдорф, Германия. 24 января 1945 года. Летчики 16-го гвардейского полка с интересом осматривают залы рыцарского замка, ставшего для них временным пристанищем на пути к Берлину. Чужая для славянского глаза строгая готика архитектуры, массивная мебель. На стенах — портреты немецких аристократов в золоченых рамах.
Из высоких окон гостиной открывался вид на ухоженные парковые аллеи. В углу зала — кипа нацистских знамен из искусственного шелка. В шкафах библиотеки — книги на разных языках, есть и тома русской классики.
Уже смеркается, на пианино летчики зажигают «коптилку»— снарядную гильзу с фитилем. Примостившийся у пианино на вращающемся стуле комэск-3 Николай Трофимов вдруг начинает читать «Тараса Бульбу» Гоголя из собрания владельца замка. Негромкий внятный голос капитана с тремя орденами Красного Знамени на груди завораживающе звучит в гулкой тишине… Молодые летчики, всем им по 20–25 лет и напоминают они порой буйной удалью легендарных запорожцев, собираются у огонька «коптилки»: «Почитай всем, Николай!»
И Трофимов, именно он, читает ставшие особенно ясными в этот час сокровенные строки…
«Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! Также Божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе… Нет, так любить никто не может!»
Николай Леонтьевич Трофимов имел право прочесть эти строки вслух. Он был уважаем и любим в полку как опытный в свои 22 года ветеран. Часто хмурый, крайне немногословный, он чуть заметно прихрамывал — ступня раздроблена зенитным снарядом на Северном Кавказе 27 сентября 1942 года. В том вылете Трофимов имел приказ — снять на фотопленку разбитую штурмовкой переправу немцев через Терек. Летчик должен был пройти над целью сквозь зенитный огонь одним курсом, не меняя скорости… Приземлившись на своем аэродроме в полубессознательном состоянии, Трофимов очнулся в госпитале на операционном столе и остановил хирурга, готовившегося к ампутации. Врач сложил ему стопу по косточкам, но ранение давало о себе знать всю жизнь. Тогда же в 1942-м Трофимов вместе со своим другом Александром Клубовым был награжден первым орденом Красного Знамени за 108 боевых вылетов на старенькой «чайке» И-153, за 32 воздушных боя, в которых сбил один «мессершмитт» лично и 9 самолетов — в группе, за штурмовки, в которых уничтожил 13 самолетов, 14 танков, 26 автомашин… То есть моторизованную колонну немцев, рвущихся в пределы Кавказа.
Переведенный в 16-й гвардейский полк Николай Трофимов включен Покрышкиным в состав его слетанной группы. Александр Иванович поначалу несколько скептически отнесся к стоявшему рядом с атлетом Клубовым новичку, — невысокому, хрупкому блондину с выразительными голубыми глазами.
— А что такой худой, плохо кормили?
— Не в коня корм. — Последовала реплика соседа, вызвавшая дружный смех в строю. И действительно, вес Трофимова при росте около 170 сантиметров никогда не превышал 60 килограммов.
Но посмотрев на Николая Леонтьевича в деле, Покрышкин назвал его «уникальным бойцом». Емко, в своем эпическом стиле трижды Герой пишет:
«При совместных полетах в группах этот летчик всегда удивлял меня своим спокойствием даже в самой сложной обстановке. Уверенно, смело и разумно вел он бои… Многие молодые летчики стремились подражать ему. Но трофимовского спокойствия при встрече с противником им все-таки не хватало. Увидя противника первыми, они возбужденно кричали по радио:
— Справа «мессеры»! Впереди бомберы!
После такого внезапного выкрика как-то непроизвольно возникало напряженное состояние, оно охватывало всю группу. Приходилось снимать психологические напряжение командой:
— Спокойно! Группе прикрытия атаковать «мессеров», я четверкой иду на бомберов!
Трофимов, вылетая в моей шестерке, всегда возглавлял верхнюю пару, прикрывающую ударную четверку. При обнаружении противника он спокойно, даже как-то буднично сообщал:
— Справа ниже «мессеры». Иду в атаку!
Голос его был таким, словно он вступал не в смертельную схватку с врагом, а беседовал на земле со своими товарищами».
К 17 марта 1945-го, как указано в представлении к званию Героя Советского Союза, Н. Л. Трофимов совершил 341 боевой вылет, сбил лично 14 самолетов и в группе — 11. Остались, об этом знали его боевые товарищи, и незасчитанные победы. Как и Александр Клубов, Трофимов отличался скромностью и щепетильностью в докладах.
… В марте 1945-го в дивизию А. И. Покрышкина приезжала группа из Центральной ордена Красного Знамени студии документальных фильмов. Снятая этой группой лента «Александр Покрышкин» (режиссер А. Гендельштейн, автор сценария В. Крепе) сохранила на кинопленке образ трижды Героя. И сейчас этот фильм иногда показывают по телевидению в майские дни.
Покрышкин выходит из кабины «аэрокобры» на крыло, расстегивает лямки парашюта… Боевые друзья поздравляют своего командира… Удалось заснять документалистам и допрос только что сбитого гауптмана Бруно Ворма. «Меня мог сбить только Покрышкин», — говорит немецкий летчик. Такое поражение считалось почетным в люфтваффе. Но его сбил самый молодой летчик покрышкинской дивизии — 19-летний Юрий Гольберг! Немец был шокирован. Кстати говоря, в своих воспоминаниях майор Ю. М. Гольберг признавался, что сбил свой единственный самолет в конце войны, «сделав неимоверный маневр (после окончания войны я еще очень долго летал и пытался повторить маневр… но, увы, так и не смог)».
Той весной для покрышкинцев не было ничего невозможного. Кадры фильма доносят до зрителя силу и сплоченность этих богатырей в меховых куртках. По свидетельству ветеранов, иногда кто-то из однополчан Покрышкина вылетал на его «кобре», но в этом случае не мог найти противника. Услышав «Ахтунг! Покрышкин!» немецкие пилоты разлетались кто куда!
Комсорг 16-го гвардейского полка, юный сержант-авиамеханик Юрий Сергеевич Храповицкий после войны, закончив обучение в Московском авиационном институте, работал в известном КБ В. Н. Челомея, стал заместителем главного конструктора, лауреатом Государственной премии. Он вспоминал:
«В полку была особенная атмосфера, атмосфера точности, четкости, обязательности, долга. Без лишних слов, без призывов. Главное — дело.
И эту обстановку постоянно создавал и поддерживал наш командир — Александр Иванович. Сам немногословный, он не любил болтунов.
