Генерал Э. фон Клейст говорил, что «надежды на победу в основном опирались на мнение, что вторжение вызовет переворот в России… Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут собственным народом, если потерпит на фронте тяжелое поражение. Эту веру лелеяли политические советники фюрера».
Немецкая пропаганда объявила войну ответными действиями на угрозу, проявлявшуюся «в движении русских войск на немецкую восточную границу». Целью войны против СССР декларировалось «спасение мировой цивилизации от смертельной опасности большевизма».
Каким же виделся советский человек немецкому солдату в кривом зеркале доктора Геббельса? И царская Россия в германской печати XIX века представлялась в образе ужасного казака с кнутом, страной чуждой и неполноценной, жаждущей поглотить Европу. Школьный учебник кайзеровской Германии вдалбливал в головы подростков: «Русские — это полуазиатские племена… Раболепие, продажность и нечистоплотность — это чисто азиатские черты характера». Прежняя русофобия дополнилась в 1920—1930-е годы понятием «советская Иудея». Россия объявлялась «инструментом мирового еврейства», оплотом «международной змеи», ужалившей Германию революцией 1918 года, определившей поражение в Первой мировой войне и унижение Версальского договора. В брошюрах католической церкви карикатурно изображались «создатели и правители современной России»… Широко распространялись плакаты со зловещими лицами, под которыми стояли подписи: «За вражескими державами стоит еврей»; «Еврей — поставщик войны, главный ее поджигатель». Нацистский плакат вопрошал: «Бог или дьявол? Кровь или золото? Раса или помесь? Народная песня или джаз? Национал-социализм или большевизм?» Призыв — «Красная война»!
Министр экономики Германии в 1934–1937 годах Я. Шахт писал о Гитлере: «Он владел психологией масс прямо-таки с дьявольской гениальностью… [он] сплотил вокруг себя до сорока, а позднее почти пятьдесят процентов всего немецкого народа». Сопротивление наиболее дальновидных и здравомыслящих немецких генералов было подавлено, тем более что вопреки их опасениям в считанные недели рухнули извечные враги Франция и Польша… Фанфары гитлерюгенда звали молодежь Третьего рейха на факельные шествия, на полосы препятствий и стадионы, в люки танков и кабины самолетов… Склонялись знамена в память о погибших в Первую мировую войну. Отомстить! Отвоевать для Германии «жизненное пространство»!
В «Майн кампф» в 1927 году Гитлер писал: «Когда мы говорим о приобретении новых земель и нового пространства в Европе, то в первую очередь думаем о России… Эта колоссальная империя на Востоке созрела для ее ликвидации и конец еврейского господства в России станет концом России как государства». В марте 1941 года фюрер перед руководством своей армии сказал: «Война против России такова, что ее не следует вести по законам рыцарства. Это прежде всего борьба идеологий и рас, потому ее необходимо вести с беспрецедентной, неумолимой жестокостью. Все офицеры должны освободиться от устаревших взглядов».
Европу поразили вид загорелых крепких солдат вермахта, их выправка, настрой и боевое товарищество, решительность и умение офицеров и генералов, четкая организованность и взаимодействие всех родов войск. Это не было сборище наемников и карьеристов, какими представляла немецких вояк советская пресса. Дерзко уходили они в рискованные танковые прорывы, стояли до последнего на занятых высотах, в небе могли принять лобовую атаку…
Русский человек сразу почувствовал особый характер развернутой против него агрессии. Командующий ВВС Ленинградского военного округа генерал A.A. Новиков 23 июня приехал на допрос первых пленных, летчиков бомбардировщика Ю-88: «Я посмотрел в глаза командиру экипажа. Хотя бы мускул дрогнул на его молодом лице, только в глазах ледяное высокомерие. И взгляд командира экипажа сказал мне больше, чем все, что я до сих пор читал и знал о гитлеровцах. Передо мной был враг, не только отлично вооруженный и упоенный легкими победами на полях и в небе Западной Европы, но враг жестокий и беспощадный, физически и духовно подготовленный к большой войне и готовый на любые преступления…»
Советский Союз, Россию по планам Гитлера ожидали раздел, колониальная эксплуатация, геноцид. Несколько десятков миллионов человек подлежали умервщлению. Все эти данные многократно публиковались после войны за рубежом и в нашей стране. Никто их не опроверг.
… Первым к народу обратился глава Русской православной церкви митрополит Московский и Коломенский Сергий. Получив известие о начале войны, он написал краткое обращение, разосланное 22 июня по всем приходам. Русская православная церковь была к этому времени почти уничтожена. Были закрыты все монастыри, осквернены мощи Сергия Радонежского и Серафима Саровского, могилы героев Куликова поля Пересвета и Осляби… В 1937 году в Горьком прошел очередной расстрельный процесс над «церковно-фашистской диверсионно-террористической и шпионской организацией»… Не раз побывал в тюрьме и митрополит Сергий. Однако в своем обращении 22 июня 1941 года он предостерегал оставшихся в живых священников от «лукавых соображений насчет возможных выгод на той стороне границы» и объявил это «прямой изменой родине и своему пастырскому долгу».
«Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству.
Но не первый раз приходится русскому человеку выдерживать такие испытания. С Божьей помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед родиной и верой, и выходили победителями».
В обращении митрополита не прозвучала ни одна неверная нота. Он не успокаивал народ, как В. М. Молотов, сказавший в тот день, что при бомбежке советских городов «убито и ранено более двухсот человек», когда уже погибли тысячи. И. В. Сталин 3 июля говорил, что «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты…»
Но и в выступлениях руководителей государства прозвучало главное — это «Отечественная война… Наше дело правое». И. В. Сталин обратился к народам уже не «Граждане и гражданки Советского Союза!», а «Товарищи! Граждане! Братья и сестры!»
… Звенящие удары металла о металл разбудили Покрышкина в палатке на аэродроме в молдавском городке. Били в рельсу — сигнал тревоги! Постоянные учебные тревоги стали привычными, Леонид Дьяченко вставать не торопился, ворчал: «Какое отношение мы имеем к делам этого полка?» Но Покрышкину не давало покоя предупреждение старика-еврея… Александр Иванович сразу ощутил необычное напряжение на аэродроме. На КП все стало ясно: «Война! На границе уже идут бои. Ждем удара по аэродрому».
Первый день войны, как никакой другой, подробно описан А. И. Покрышкиным в его книгах. Каждая деталь осталась в памяти. Этот день для летчика сложился столь ошеломляюще, что после первого боя хотелось «сделать переворот и вертикально врезаться в землю…»
Александр Иванович, как опытный техник, вместе с товарищами самостоятельно подготовили МиГи и вылетели на полевой аэродром в Семеновку у совхоза «Красный Маяк» в Одесской области (летчики назвали эту площадку — Маяки). В Бельцы к своей эскадрилье без боеприпасов лететь было нельзя. Еще с земли до вылета из Григориополя летчики увидели бой наших истребителей с «юнкерсами».
