Свите императора вновь было предложено «подтвердить свое добровольное согласие на все ограничения, наложенные лично на Наполеона Бонапарта». Наполеон в ответ сочинил свою декларацию («Мы, нижеподписавшиеся, выражая желание продолжать услужение императору Наполеону, даем свое согласие на пребывание на Святой Елене, каким бы ужасным оно ни было, и, оставаясь на острове, принимаем те ограничения, пусть они несправедливы, которые навязаны Его Величеству и тем, кто ему служит») и предложил подписать ее своим офицерам и слугам. Однако Гудсон Лоу возражал против слов «император», «Его Величество» и «Наполеон». Французы пошли на компромисс, написав везде «Наполеон Бонапарт».
Затем Гудсон Лоу передал в Лонгвуд конвенцию «О необходимых мерах, делающих невозможным любой демарш Наполеона Бонапарта, направленный на подрыв мира в Европе», в которой императора объявляли пленником Англии, Австрии, Пруссии и России. Наполеон мог бы утешиться тем, что таких пленников до него в истории не было. Однако Наполеон вскипел: те люди, которые еще не так давно пресмыкались перед ним, теперь считают его своим пленником!
Поначалу Лоу пытался сделать кое-что для облегчения жизни императора: например, предлагал сделать к Лонгвуду пристройку, чтобы император чувствовал себя хоть чуть-чуть вольнее. Но император из всего делал сцену. Может, этим он хоть немного развлекал себя, разгонял кровь? Или же показывал, что не смирился со своим положением? Он также мог надеяться, что слухи о «бесчеловечном отношении» к нему англичан дойдут до Европы и быть может там кто-нибудь поднимет в его защиту голос. (И голоса были: в парламенте лорд Холланд протестовал против законопроекта о содержании Наполеона под стражей: «отправка в отдаленную ссылку и содержание под стражей иностранного и плененного главы государства, который, полагаясь на британское благородство, сам сдался нам, (…) является недостойным великодушия великой державы. (…) Соглашения, в силу которых мы должны содержать его под стражей по воле монархов, которым он никогда сам не сдавался, представляются мне несовместимыми с принципами справедливости и совершенно не вызваны целесообразностью или необходимостью». К этому протесту присоединился и герцог Сассекский – тот, который не позволил отдать Наполеона французам. Но это не помешало принятию законопроекта).
При всей снисходительности Лоу существенно урезал границы предоставленной Наполеону для прогулок территории. Если прежде английский офицер приходил в Лонгвуд убедиться, на месте ли генерал Бонапарт, один раз, то теперь он делал это дважды. Местным жителям запрещалось всякое общение с французами, в первую очередь – с Наполеоном.
Поводы для «войнушек» становились все мельче. В конце июля много времени отняла история с книгой Хобхауза «Последнее правление императора Наполеона» – Лоу задержал ее из-за дарственной надписи «Императору Наполеону». Наполеон долго – до начала августа – не мог говорить ни о чем, кроме этой книги, так раздражил его поступок Лоу.
18 августа 1816 года Наполеон наговорил Гудсону Лоу столько, что генерал вскипел и заявил императору: «Вы бесчестный человек!». Наполеон сказал свите: «Больше не буду принимать этого человека!». И в самом деле, они больше не встречались. Андре Кастелло пишет, что когда Лоу приходил в Лонгвуд, император смотрел на него через дырки в стене. Лоу же в следующий раз увидел Наполеона только мертвым 5 марта 1821 года.
12
Первая запись о болях в левом боку императора сделана Барри О'Мира 25 июля 1816 года. 11 августа у Наполеона сильно разболелась голова. Он попробовал вылечить себя, поехав кататься верхом, хотя и говорил, что для получения хоть какой-то пользы ему нужно три-четыре часа быстрой скачки.
19 августа, узнав, что О'Мира прописал генералу Гурго какие-то капли, Наполеон сказал: «Лекарства – это для стариков». Но уже к 30 октября простуды и головная боль так допекли его, что он стал принимать лекарства.
В сентябре англичане резко сократили содержание французов. Умышленно или по наитию они втянули Наполеона в самую смешную и унизительную из войн: за гроши, в войну нищеты. Трудно быть императором, если на всех есть только тысяча фунтов в месяц. В ответ французы устроили первую демонстрацию: 19 сентября часть серебряной посуды Наполеона была разбита на куски молотками (Винсент Кронин пишет, что набралось 27 килограммов) и продана в Джеймстауне тамошнему ювелиру.
В октябре 1816 года Лоу выдвинул ультиматум, согласно которому остров должны были покинуть четверо из сопровождавших Наполеона людей. Император уступил капитана Пионтковского (тем более, что никто их французов не мог понять, откуда он взялся и как примкнул к группе ссыльных?!), а также троих слуг. Через одного из них, корсиканца Сантини (он приносил много пользы, но его вспыльчивость становилась опасной – одно время Сантини на полном серьезе собирался застрелить Гудсона Лоу) Наполеон отправил семье письма. В ноябре с острова выпроводили Лас-Каза с женой. Жизнь на острове становилась все тяжелее. Наполеон был так ограничен в своем передвижении и в своих контактах, что, пишет Маршан, «только через доктора О'Мира мог узнавать о том, что происходит на острове».
При этом мгновения радости были для него очень редки. 18 июня 1816 года прибыли представители держав-победительниц. Австрию представлял барон Штюрмер, который привез с собой молодого ботаника Велле, имевшего для Маршана письмо матери. В письме была прядь волос Римского короля. Наполеона этот подарок осчастливил, наверное, больше, чем когда-то радовал его Аустерлиц. Он хотел встретиться с Велле, чтобы расспросить его о Марии-Луизе и о Римском короле, однако Лоу не дал разрешения на этот визит. Пораженный этим Наполеон сказал: «Даже в самых варварских странах приговоренному к смертной казни не запрещается получить утешение от разговора с человеком, который недавно виделся с его женой и сыном…».
Через год, в июне 1817 года, Наполеон получил бюст Римского короля. Этому, правда, предшествовал скандал. Сначала по острову поползли слухи о том, что один из моряков корабля «Бэеринг» привез скульптурный портрет императорского сына, и что один из английских начальников порекомендовал выбросить скульптуру за борт. Лоу однако не решился на это. Приехав в Лонгвуд, он, встретившись с Бертраном, сказал, что бюст вылеплен плохо да за него еще надо доплатить 100 гиней – видимо, надеясь, что французы сами откажутся от подарка. Однако Наполеон был согласен на любой знак внимания, как бы он ни выглядел и сколько бы за него ни просили. 11 июня бюст Римского короля был доставлен императору. «Наполеон буквально воскрес благодаря нежной отцовской любви…», – писал О'Мира.
13
Наполеон пытался занять себя. Он начинал изучать английский язык. Он стал подолгу задерживаться за столом, предаваясь беседам или читая своим приближенным греческих авторов и комментируя их.
Он постоянно диктовал мемуары. На любой вопрос о прошлой жизни он отвечал целыми лекциями – так он возвращался в то время, когда был счастлив.
Новых лиц почти не было. Если на Эльбе в распоряжении Наполеона был весь остров, то на Святой Елене – только небольшой клочок земли, огороженный забором. Император ходил за ним словно зверь. И его, как зверя, показывали детворе. Уильям Теккерей писал: «Меня привезли ребенком из Индии, по дороге наш корабль останавливался у одного острова, и мой черный слуга повел меня гулять по каменным грядам и откосам, а под конец мы вышли к ограде сада, за которой прохаживался человек. «Вот он! – сказал мой чернокожий ментор. – Это Бонапарт. Он каждый день поедает трех овец и всех детишек, которые попадут к нему в лапы!» В британских доминионах было немало людей, относившихся к корсиканскому чудовищу с таким же ужасом, как этот слуга из Калькутты».
