Муза невероятно страдала, оттого что у нее разрушились отношения с любимым братом и что так поступила невестка. Как можно проклинать человека при жизни? Не по-христиански это. Для нее вообще потеря Жоры была тяжелейшим горем. Она все время плакала, выпивала… Это длинная история, особая… Не хочу о ней рассказывать.
– А как можно было похоронить Юматова в могилу тещи, разве прошел для этого достаточный срок?
– Я сам занимался похоронами. Я пришел на Ваганьковское кладбище, сказал, что Муза хочет рядом с матерью похоронить Георгия Александровича. Посмотрев архивные данные, мне сообщили, что нужное время прошло и что уже можно хоронить его сверху, над Лидией Ивановной. Когда умерла мать Музы, она сама с помощью Юматова ходила, добивалась и выхлопотала в Моссовете это место, чем потом очень гордилась. Право на захоронение лежит у меня дома. Оно принадлежит моей семье и никто, кроме нас, не может распоряжаться этим участком.
– Вокруг этой истории столько скандальных моментов…
– К сожалению, такое часто случается. Ну, что ж поделаешь… Особенно злобствовала Елена Крепкогорская – племянница Музы, дочка Валерия, которая однажды давала, к сожалению, не самое лестное в мой адрес интервью, по-моему, «Московскому комсомольцу». И, честно говоря, оно меня огорчило… Я знаю, что делал и чего не делал. Конечно, я делал многое, но не жил у них, горшки из-под кровати не принимал… Я всегда выполнял то, о чем меня просили Жора и Муза. Не хочу даже отвечать на эту грязь.
Там же, понимаете, все упирается в квартиру… А то, что все медали у меня или украшения… Господи, да какие там украшения! Там была такая жалкая бижутерия… Она у меня лежит в коробочках. Откуда у Музочки могли взяться деньги? Жора же пил! К сожалению.
– А как же бриллианты, о которых шла речь…
– Какие бриллианты? Я вас умоляю… Нищета была такая!.. Вы не представляете, какая там царила нищета, просто не представляете… Я помогал им, как мог, делать тот же ремонт. В итоге, хоть немножко после смерти Жоры навели порядок.
«Волга» осталась, гараж. При жизни Муза продала машину, гараж и загородный домик под Рузой. Я видел его только на фотографии, она у меня где-то есть – такой деревянный курятник. И все.
У Музы же потом украли эти вырученные за все деньги. Причем, в день памяти Георгия Александровича, в годовщину. И она очень переживала, так как там было порядка шести тысяч долларов. Для нее это было целое состояние. Я ей, как мог, помогал. Говорю: «Музочка, да зачем тебе деньги? Я ведь рядом, и всегда у тебя будет что поесть-попить». А кто-то ведь украл… Какая-то сволочь. Она, как всегда, положила все в вазу. Переносили что-то ненужное из гостиной в спальню – вазы, мебель, стулья… Освобождали место для поминок. И кто-то свистнул все! А ведь были только свои – Муза была очень жесткий в этом смысле человек и не любила случайных людей в квартире.
– Значит, все архивы Юматова – Крепкогорской хранятся у вас: фотографии, письма? Или вы их куда-то передали?
– Нет, это все у меня. Куда я могу передать? Во-первых, не передам. Во-вторых, никто у меня и не спрашивал. Понимаете, сейчас Гильдия этим не занимается.
Вы обратите внимание, в каком состоянии могила, – это лучший показатель поддержания памяти Музы, Жоры и Лидии Ивановны.
– А ордена Георгия Александровича хранятся у вас?
– Жора был юнгой на флоте, это общеизвестный факт. Все его награды лежат у меня: и орден Ушакова – это вообще редчайшая награда, и кортик его именной. Все это я спрятал в сейф банка, потому что боюсь держать дома, не дай бог, с ними что-то случится…
«От героев былых времен не осталось порой имен…»
Слова песни из фильма «Офицеры» как нельзя лучше подходят к творческой биографии Георгия Юматова. И не только потому, что он воевал и был настоящим героем. Столетие великого черно-белого кино завершилось, а с ним ушли в прошлое и его экранные герои. Изменились вкусы публики. Бал правят новые технологии. В кино мелькают новые лица, и все меньше и меньше остается свидетелей и участников тех великих, а порой и трагических событий, которыми был так полон прошедший XX век.
Эта глава – признания в любви легендарному актеру и попытка людей, хорошо его знавших, разобраться в феномене его личности и судьбы. Наряду с Татьяной Конюховой, Василием Лановым, Людмилой Хитяевой, Тамарой Семиной, Всеволодом Шиловским, Валентиной Березуцкой, Вадимом Андреевым, Валентиной Ушаковой, Кириллом Столяровым, Юрием Назаровым и Александром Голобородько о своем кумире говорит и более молодое поколение кинематографистов – Виктор Сухоруков, Николай Лебедев, Вячеслав Сикора…
Татьяна Конюхова: «Жизнь артиста подобна экспрессу»
Жора всегда был органичен и естественен. Он так «вбирал» в себя героев, что провести грань между ним самим и его персонажем, было невозможно. Просто это был Юматов, а он был героем. Все у него происходило мгновенно, сиюминутно. Жора был первокласснейшим актером, мастером высшего пилотажа и импровизации, и вера в то, что он делал в кадре, была огромной. Он всегда все делал сам. И если тот же покойный Ростоцкий-младший, исполнявший каскадерские трюки, этому серьезно учился, то Жора был самоучкой. Ведь в том же фильме «Верьте мне, люди», в котором вместо Георгия потом снялся Кирилл Лавров, сцену с волками оставили, потому что никто, кроме него, этого бы сделать не смог…
Жора никому, даже режиссерам не позволял обращаться с собой некорректно. Его могли снять с роли, он мог сорваться… Так получилось и с картиной «Верьте мне, люди», а через много лет и с «Белым солнцем пустыни». Жоре так хотелось сняться в этой роли, которую потом сыграл Толя Кузнецов…
Он чувствовал как собака. Видимо, в какой-то момент понял, что Мотыль не очень-то хочет его снимать. Поскольку на мякине его было не провести, он, простите за выражение, и нажрался. Причем, перманентно он завязывал, но стоило судьбе нанести ему очередной удар, и он запивал… И это было ужасно – то была уже болезнь. Жора все переносил очень болезненно, при этом ни на что не жалуясь и никогда ничего не просив.
То была не гордыня, а чувство достоинства, что часто попиралось, особенно в 80-е годы. Людям наносились такие удары, что некоторые, не выдержав, вслед за срывом, спивались, а кто-то мог и повеситься, и выброситься из окна…
Жизнь артиста подобна экспрессу, который несется без остановок. Кто же по молодости думает о смерти? Кинематограф высасывает человека целиком, как та обезьяна апельсин на знаменитой картине Гойи. Был и у меня случай, когда про меня известная актриса, жена одного гениального режиссера, пожимая плечиком, небрежно бросила: «А что такое Таня Конюхова?..» Так, мимоходом, словно смахивая рукой крошку со стола. А если бы подобное было сказано, скажем, в присутствии какого-нибудь важного чиновника, то запросто мог быть поставлен крест на всей моей дальнейшей карьере… Не надо забывать, насколько актеры, с одной стороны, очень гибкий, а с другой – еще и хрупкий материал. У талантливых людей нервы все время на пределе, и в быту с ними не дай бог столкнуться.
