– Я постоянно читаю ваши статьи. Вы отлично пишете.
Грин сияет как медный таз.
– Вы не только симпатичный молодой человек, но еще и умный. Какое удивительное сочетание. Как вас зовут?
– Этан Эванс.
– Этан, у нас очень мало времени, поэтому не будем его терять. Вы думаете, что ответственные представители прессы должны иметь доступ к информации, которая нужна общественности?
– Безусловно.
– Вы согласны, что информированная пресса – едва ли не лучшее оружие в борьбе с такими, как Рыбак?
Между бровями Этана появляется вертикальная морщинка.
– Оружие?
– Естественно. Чем больше мы знаем о Рыбаке, тем выше наши шансы остановить его.
Молодой человек кивает, морщинка разглаживается.
– Скажите мне, как, по-вашему, этот врач позволит Сойеру воспользоваться своим кабинетом?
– Скорее всего да, – отвечает Эванс. – Но мне не нравятся методы работы этого Сойера. Он символизирует полицейскую жестокость. Бьет людей, чтобы заставить их сознаться в преступлениях, которых они не совершали. Это я называю жестокостью.
– Хочу задать вам вопрос. Вернее, два. В кабинете доктора Спайглмана есть чулан? И можно ли попасть в него из коридора?
– Ага. – Глаза Эванса загораются. – Вы хотите слушать.
– Слушать и записывать. – Уэнделл Грин похлопывает по карману, в котором лежит диктофон. – Все ради общественности, благослови ее Господь.
– Да, есть, – отвечает Этан Эванс. – Но доктор Спайглман, он…
В руке Уэнделла как по волшебству возникает двадцатка.
– Если действовать быстро, доктор Спайглман ничего не узнает. Правда, Этан?
Этан Эванс выхватывает у него купюру, выходит из-за стойки, подводит Грина к двери в боковой стене, говорит: «Заходите, только быстро».
Тусклые лампы освещают оба торца темного коридора.
– Как я понимаю, муж моей пациентки рассказал вам о пленке, которую она получила утром?
– Да. Вам известно, как она попала в больницу?
– Поверьте, лейтенант, после того как я увидел, какой эффект произвела запись на миссис Маршалл и прослушал ее сам, я тоже попытался выяснить, как она оказалась у моей пациентки. Вся наша почта проходит через почтовое отделение больницы, вся, независимо от того, кому адресована: пациентам, врачам или администрации. Оттуда два сотрудника, они работают на общественных началах, разносят почту адресатам. Как я понимаю, посылка с кассетой лежала в почтовом отделении, когда этим утром туда заглянул доброволец. Поскольку адресатом значилась моя пациентка, доброволец передал посылку в регистратуру нашего отделения. А одна из девушек принесла сюда.
– Разве не следовало проконсультироваться с вами, прежде чем прокручивать пленку Джуди?
– Разумеется. Медсестра Бонд сразу бы позвонила мне, но сегодня она выходная. А медсестра Рэк, которая ее заменяла, увидев, что отправитель назвала нашу пациентку детским прозвищем, подумала: кто-то из давних подруг миссис Маршалл прислал ей музыкальную запись, чтобы подбодрить ее. На посту медсестер есть кассетный магнитофон, поэтому она вставила в него кассету и отдала миссис Маршалл.
В полумраке коридора глаза доктора мрачно блеснули.
– А потом, как вы можете догадаться, разверзся ад. Миссис Маршалл вернулась в состояние, в каком ее госпитализировали. К счастью, я находился в больнице и, узнав, что произошло, приказал дать ей успокоительного и поместить в особую безопасную палату. В этой палате стены покрыты мягким материалом, лейтенант… миссис Маршалл вновь поранила пальцы, и я не хотел, чтобы она нанесла себе новые травмы. Как только успокоительное подействовало, я поговорил с ней. Прослушал пленку. Возможно, мне следовало сразу позвонить в полицию, но прежде всего я несу ответственность за своих пациентов, поэтому я позвонил мистеру Маршаллу.
– Откуда?
– Из ее палаты, с сотового. Мистер Маршалл, разумеется, настаивал, чтобы я передал трубку жене, и она тоже хотела поговорить с ним. Во время разговора она вновь разнервничалась, мне пришлось дать ей еще небольшую дозу транквилизатора. Когда она успокоилась, я вышел из палаты и вновь позвонил мистеру Маршаллу, чтобы рассказать о содержании пленки. Хотите ее послушать?
– Не сейчас, доктор, благодарю. Но меня интересует один момент.
– Спрашивайте.
– Фред Маршалл попытался имитировать акцент, с которым говорил человек, сделавший эту запись. Что вы можете сказать об этом акценте? Может, этот человек – немец?
– Я думал об этом. Похоже на немецкое произношение английских слов. Если точнее, как будто француз пытается говорить на английском с немецким акцентом. Только не знаю, возможно ли такое. Слышать такой речи мне еще не доводилось.
С самого начала разговора доктор Спайглман пристально смотрел на Джека, словно оценивал только по ему ведомым стандартам. Лицо его все это время оставалось бесстрастным, как у сотрудника дорожной полиции.
– Мистер Маршалл сообщил мне, что намерен позвонить вам. Вроде бы у вас и миссис Маршалл образовалась уникальная связь. Она знает, что вы очень хороший полицейский, и кроме того, полностью вам доверяет. Мистер Маршалл просил, чтобы вам разрешили встретиться с его женой, и она тоже сказала мне, что должна поговорить с вами.
– Тогда вы можете со спокойной душой разрешить мне побеседовать с ней наедине. Мне нужно полчаса, не больше.
Улыбка исчезает с лица доктора Спайглмана так же быстро, как и появляется.
– Моя пациентка и ее муж доверяют вам, лейтенант Сойер, но не в этом дело. Вопрос в том, могу я доверять вам или нет.
– Доверять мне в чем?
– Во многом. Прежде всего хочется знать, будут ли ваши слова способствовать улучшению самочувствия моей пациентки. Не расстроите ли вы ее? Не вселите ли ложные надежды? В голове моей пациентки глубоко укоренилась идея, согласно которой параллельно нашему миру существует другой, соприкасающийся с ним. Она думает, что ее сына держат взаперти в этом мире. Я должен сказать вам, лейтенант: и моя пациентка, и ее муж уверены, что вы знакомы с этим миром-фантазией… Моя пациентка не имеет на этот счет ни малейших сомнений, ее муж верит частично, но не собирается с этим спорить, потому что его жене так хочется.
– Понимаю. – Джек может сказать врачу только одно, и он это делает: – Вы, разумеется, должны отдавать себе отчет, что в разговорах с Маршаллами я выступаю как неофициальный консультант Дейла Гилбертсона, начальника полицейского участка Френч-Лэндинга.
– Неофициальный?
– Чиф Гилбертсон просил меня помочь ему в розысках Рыбака, и два дня назад, после исчезновения Тайлера Маршалла, я наконец-то согласился сделать все, что в моих силах, чтобы остановить этого негодяя. Но официального статуса у меня нет. Однако мои знания и опыт в полном распоряжении чифа и его подчиненных.
