– Ты – ее Двойник. Двойник Джуди Маршалл. – Только с губ срывается другое слово – не Двойник. Вроде бы странно, глупо, но что поделаешь, арфа. Потом он подумает о том, как близко расположены струны арфы, разделенные только на толщину пальца, и решит, что, возможно, не так уж и глупо.
Она смотрит в землю, рот ее чуть приоткрывается, потом поднимает голову и пытается улыбнуться.
– Джуди. По другую сторону стены. В детстве мы с ней часто разговаривали. Даже когда выросли, разговаривали в наших снах. – Он встревожен, увидев, как слезы наполняют глаза и текут по щекам. – Я свела ее с ума? Она обезумела? Пожалуйста, скажи, что нет.
– Нет, – отвечает Джек. – Она, конечно, идет по канату, но пока не упала с него. Джуди – женщина крепкая.
– Ты должен вернуть ей Тайлера, – говорит ему Софи. – Ради нас обоих. У меня никогда не было детей. Я не могу родить. Я… надо мной надругались, понимаешь. В молодости. Надругался человек, которого ты хорошо знал.
Ужасная догадка озаряет Джека. Вокруг полощутся рваные стены шатра.
– Морган? Морган из Орриса?
Она наклоняет голову, может, это и к лучшему. Потому что лицо Джека перекашивает злобная гримаса. В этот момент он сожалеет о том, что не может вновь убить Двойника Моргана Слоута. Он думает, а не спросить ли, как это случилось, потом понимает, что не стоит.
– Сколько тебе было лет?
– Двенадцать, – отвечает она… как он и ожидал. Произошло это в тот самый год, когда Джеки исполнилось двенадцать и он пришел сюда, чтобы спасти свою мать. Но сюда ли он приходил? Это Долины? Вроде бы ощущения другие. Похожие… но не совсем.
Его не удивляет, что Морган изнасиловал двенадцатилетнюю девочку, изнасиловал так, что она лишилась возможности иметь детей. Отнюдь. Морган Слоут, кое-где известный как Морган из Орриса, хотел править не одним или двумя мирами, а всей вселенной. Если у мужчины столь честолюбивые замыслы, несколько изнасилованных девочек – мелочовка, на которую не обращают внимания.
Она осторожно проводит подушечками больших пальцев по коже под его глазами. Подушечки нежные, как перышки. В изумлении смотрит на него:
– Почему ты плачешь, Джек?
– Воспоминания, – отвечает он. – Основная причина слез, не так ли? – Он вспоминает мать, сидящую у окна с сигаретой в руке, слушающую «Крейзи армз». – Да, именно прошлое – основная причина. Там боль, которую нельзя забыть.
– Возможно, – признает Софи. – Но сейчас не время думать о прошлом. Сегодня мы должны думать о будущем.
– Да, но если бы я мог задать несколько вопросов…
– Хорошо, но только несколько…
Джек пытается заговорить, но с губ не слетает ни одного звука. Он смеется:
– Когда я смотрю на тебя, у меня тоже перехватывает дыхание. Должен в этом признаться.
Щеки Софи загораются румянцем, она опускает глаза. Тоже собирается что-то сказать… потом плотно сжимает губы. Джеку хочется, чтобы она заговорила, и при этом он рад ее молчанию. Он мягко сжимает ей руку, она поднимает голову, ее синие глаза широко раскрыты.
– Я знал тебя? Когда тебе было двенадцать?
Она качает головой.
– Но я тебя видел.
– Возможно. В большом павильоне. Моя мать была одной из фрейлин Доброй Королевы. Я тоже… самой младшей. Ты мог меня видеть. Я думаю, что видела тебя.
Джеку требуется несколько секунд, чтобы переварить смысл ее слов, потом он продолжает. Время поджимает. Они оба это знают. Он чуть ли не физически чувствует его бег.
– Ты и Джуди – двойники, но путешествовать вы не можете. Она никогда не была в твоем сознании здесь, а ты в ее – там. Вы… говорите через стену.
– Да.
– Когда она что-то писала, это была ты, шепчущая по другую сторону стены.
– Да. Я знала, как сильно я давлю на нее, но ничего другого мне не оставалось. Не оставалось! Дело не в том, чтобы вернуть ей сына, хотя это тоже важно. Есть более серьезные причины.
– Например?
Она качает головой:
– Не мне рассказывать тебе о них. Это сделает другой человек, в сравнении с которым я – пылинка.
Он смотрит на аккуратные повязки на кончиках пальцев и думает о том, как яростно Софи и Джуди пытались прорваться сквозь стену друг к другу. Морган Слоут, похоже, становился Морганом из Орриса усилием воли. Двенадцатилетним мальчиком Джек встречал и других, обладающих тем же талантом. Он был не из их породы. Оставался Джеком в обоих мирах. А вот Джуди и Софи не могли перемещаться в сознание друг друга. Что-то им препятствовало, они лишь перешептывались через стену между мирами. И Джек не может представить себе более печальной повести.
Джек оглядывает рваный шатер, непрерывное движение пятен света и тени. Хлопают полотнища. Через дыру в стене он видит в соседней комнате несколько перевернутых коек.
– Где мы?
Она улыбается:
– Для некоторых это госпиталь.
– Да? – Он вскидывает голову, вновь смотрит на очертания креста. Муаровый, но когда-то точно был красным. «Красный крест, глупенький», – думает он. – Ага! Но он… несколько… э… древний?
Улыбка Софи становится шире, и Джек понимает, что она ироничная. Каким бы ни был этот госпиталь, здесь, похоже, пациентам оказывают совсем не ту помощь, как в клинической больнице.
– Да, Джек. Очень древний. Когда-то таких госпиталей было больше десятка, в Долинах, в Верхнем мире, в Срединном мире. Теперь они наперечет. Может, это последний. Сегодня он здесь. Завтра… – Софи вскидывает руки, опускает. – Где угодно! Может, по ту сторону стены, что и Джуди.
– Прямо-таки странствующий медицинский цирк.
Должно быть, она воспринимает его слова как шутку, потому что смеется и хлопает в ладоши:
– Да! Да, конечно! Хотя ты едва ли захотел бы здесь лечиться.
«Что означают ее слова?»
– Наверное, не захотел бы, – соглашается он, окинув взглядом расползающиеся стены, порванные потолки, шесты-стойки, которые того и гляди сломаются. – Со стерильностью здесь не очень.
– Однако, будь ты пациентом, – Софи говорит очень серьезно, но ее глаза весело поблескивают, – ты бы подумал, что лучше госпиталя просто не найти. В заботе и внимании Смиренным сестрам
[98] равных нет.
Джек вновь оглядывается:
– А где они?
– Смиренные сестры не показываются на глаза, когда светит солнце. И если мы хотим остаться в живых, Джек, каждый из нас должен покинуть госпиталь и продолжить свой путь задолго до наступления темноты.
У него щемит сердце при мысли о том, что каждому из них действительно придется идти своим, отдельным путем, пусть он и знает, что другого не дано. Но любопытство заставляет задать следующий вопрос. Копписмен всегда остается копписменом.
