Последняя мысль не его вовсе. В голове словно раздался голос матери. Его матери или другой женщины, похожей на нее. Паника исчезает вовсе, голова прочищается, насколько позволяет шапка. Он знает, что должен сделать. Во всяком случае, попытаться.
Он чувствует, как дуло «Тазера» скользит между его ног, и вспоминает змею, которая переползала дорогу, ее зубастую пасть.
– Немедленно вставляй руки в петли, а не то я поджарю твои яйца, как устрицы.
– Хорошо, – отвечает Тай визгливым, пронзительным голосом. Надеется, голос не оставляет сомнений в том, что он обезумел от страха. Видит Бог, говорить таким голосом не так уж и трудно. – Хорошо, хорошо, только не причиняйте мне боли, я все делаю, видите? Все делаю.
Он просовывает руки в кандалы. Кольца широкие, руки свободно в них входят и могут выйти с той же легкостью.
– Глубже! – Голос гремит рядом с ухом, но «Тазера» между ног уже нет. – Просунь руки как можно глубже!
Тай подчиняется. Кольца соскальзывают ниже запястий. В полумраке кисти его рук напоминают морские звезды. За спиной слышится позвякивание: Берни роется в мешке. Тай понимает, что это значит. Шапка, возможно, тормозит мысли, но тут все ясно. В мешке у старого мерзавца наручники. Наручники эти использовались много, много раз. Он схватит ими запястья Тая повыше колец кандалов, и Тай будет стоять (или висеть, если потеряет сознание), пока старик будет его резать.
– А теперь слушай. – Дыхание у Берни срывается, но по голосу чувствуется, что он заметно ожил. Перспектива близкой трапезы прибавила ему сил. – Я буду держать тебя на мушке электрошокера одной рукой. А другой буду надевать на твое запястье наручник. Если ты шевельнешься… даже если ты дернешься, мальчик… получишь полный разряд. Понимаешь?
Тай кивает залитой кровью стене.
– Я не шевельнусь, – верещит он, – честное слово, не шевельнусь.
– Сначала одну руку, потом другую. Так я это всегда проделываю. – В голосе безграничное самодовольство. Дуло «Тазера» с силой вжимается между лопатками Тая. Тяжело дыша от прилагаемых усилий, старик перегибается через левое плечо мальчика. Нос Тая улавливает запахи старости и крови. Все равно что «Гензель и Гретель», думает он, только нет печи, в которую он мог бы запихнуть своего мучителя.
Наручник охватывает левое запястье. Берни шумно дышит в ухо Таю. Старик тянется к наручнику… «Тазер» смещается… но недостаточно далеко. Берни защелкивает наручник. Теперь Тай не может вынуть левую руку из железного кольца. Второй наручник, который Берни предстоит закрепить на правом запястье Тайлера, свободно висит на металлической цепочке, связывающей оба наручника.
Старик, тяжело дыша, перемещается правее. Протягивает руку вокруг тела Тайлера, чтобы схватить болтающийся наручник. «Тазер» вновь упирается в спину мальчика. Если старик доберется до наручника, песенка Тая спета (и он это понимает). И он добирается, но в последний момент наручник выскальзывает из дрожащих пальцев старика. Вместо того чтобы подождать, пока наручник, качнувшийся, словно маятник, сам вернется к руке, Берни еще больше наклоняется вперед. Костлявое лицо прижимается к правому плечу Тая.
И когда старик тянется за наручником, Тай чувствует, что «Тазер» уже не так сильно вжимается ему в спину, а потом давление дула и вовсе исчезает.
«Давай! – кричит в голове Тая Джуди. А может, Софи. А может, обе. – Давай, Тай! Это твой шанс, другого не будет!»
Тай выдергивает правую руку из металлического кольца. Опускает вниз. Отталкивать Берни бессмысленно, старик весит как минимум шестьдесят фунтов, вот Тай и не пытается. Вместо этого он всем телом подается влево, перекладывая вес на левые плечо и руку, защемленную в железном кольце.
– Что… – начинает Берни, но правая рука Тая уже достигает цели, ухватывает старика за яйца. Он чувствует, как они прижимаются друг к другу, чувствует, как одно лопается, давится. Тай кричит, в его крике сливаются воедино отвращение, ужас, триумф.
Берни, захваченный врасплох, вопит. Пытается вырваться, но Тай вцепился в его яйца мертвой хваткой. Его рука, такая маленькая, неспособная оказать серьезного сопротивления (казалось бы), превратилась в смертоносное оружие. Если еще у Берни и есть время воспользоваться «Тазером», то оно стремительно иссякает… и действительно, «Тазер» выпадает из разжавшихся пальцев Берни на пропитанный кровью земляной пол лачуги.
– Отпусти меня! Мне БОЛЬНО! БОЛ…
Но прежде чем он успевает закончить, Тай рывком дергает на себя мягкий, сдутый мешочек в старых штанах из хлопчатобумажной ткани. Дергает яростно, и под его пальцами что-то рвется. Берни отчаянно вопит. Он и представить себе не мог, что возможна такая боль… что ему придется испытывать такую боль.
Но этого недостаточно. Голос Джуди говорит, что недостаточно, но Тай, возможно, знает об этом и без нее. Он ранил старика, как сказал бы Эбби Уэкслер, «порвал его гребаные яйца», но этого недостаточно.
Он отпускает яйца и поворачивается влево, используя левую руку как ось. Видит качающегося перед ним старика. А за его спиной – тележку для гольфа, стоящую в дверном проеме, небо, затянутое серыми облаками и дымом. Глаза старого монстра огромные, выпученные, по щекам текут слезы. Пока он в шоке и только таращится на маленького мальчика, который причинил ему такую боль.
Но скоро, очень скоро он придет в себя. И тогда схватит со стены один из ножей, а может, большую вилку, какой переворачивают мясо на решетке гриля, и заколет своего маленького пленника до смерти, выкрикивая ругательства и проклятия, называя обезьяной, мерзавцем, подтиральщиком. О таланте Тая он и не вспомнит. Забудет и о страхе перед мистером Маншаном и аббала. Потому что, придя в себя, Берни превратится в дикого зверя, в котором не останется ничего человеческого. И будет рвать пленника на куски.
Тайлер Маршалл, сын Фреда и бесстрашной Джуди, не дает Берни такого шанса. Последнюю часть пути у него из головы не выходили слова старика о мистере Маншане: «Он причинил мне боль, чуть не вытащил наружу мои внутренности», – и он надеялся, что ему тоже представится такая возможность. Она и представилась. Повиснув на защемленной в железном кольце левой руке, Тайлер выбрасывает вперед правую. Сует в дыру в рубашке. Сует в дыру, проделанную в теле лезвием выкидного ножа Генри. Пальцы Тая нащупывают что-то склизкое и мокрое. Ухватывают, тащат на себя. Из дыры в рубашке появляются кишки Чарльза Бернсайда.
Берни вскидывает лицо к жестяному потолку лачуги. Челюсть отвисает, сухожилия морщинистой шеи напрягаются, он орет благим матом. Пытается вырваться, подавшись назад, но это, должно быть, наихудшее решение, если тебя ухватили за кишки. Они все вылезают и вылезают из раны в животе, толстые, как сосиски, возможно еще переваривающие еду, которую Берни затолкал себе в рот в столовой «Центра Макстона».
И последние слова Чарльза «Чамми» Бернсайда: «ОТПУСТИ МЕНЯ, МАЛЕНЬКИЙ ПОДТИРА-А-А-АЛЬЩИК».
Тайлер не отпускает. Тащит кишки на себя, дергает из стороны в сторону, как терьер, вцепившийся в крысу. Кровь и желтая жижа хлещут из раны в животе Берни.
