– Галлюцинации? Когда ты видел последнюю?
– Галлюцинации не такая уж редкость, – отвечает Джек. – Особенно для людей, которые мало спят, как ты. – И как я, мысленно добавляет он. – Я ничего не выдумываю, Генри. Такое раз или два случалось и со мной. Один раз точно.
– Галлюцинации. – Тон Генри меняется. – Фантастика.
– Подумай об этом. Мы живем в рациональном мире. Все здесь происходит по какой-то причине, а причины всегда рациональны.
Речь может идти или о химических веществах, вырабатываемых мозгом, или о совпадении. Не будь мы здравомыслящими существами, не смогли бы соображать, что к чему, а потому не знали бы, что происходит.
– Даже слепой может это видеть, – кивает Генри. – Благодарю. С такими словами можно жить. – Он вылезает из кабины, закрывает дверцу. Отходит, возвращается, наклоняется к окну. – Ты хочешь начать сегодня «Холодный дом»? Я должен вернуться в половине девятого, не позже.
– Я подъеду к девяти.
– Динь-дон, – говорит на прощание Генри, вновь поворачивается, поднимается на крыльцо и исчезает в доме, который, само собой, не заперт. В здешних краях двери запирают только родители, да и то в самое последнее время.
Джек разворачивает пикап, выезжает на Норвэй-Вэлли-роуд. Он чувствует, что одним выстрелом убил двух зайцев: помогая Генри, помог и себе. Как здорово, что все образовалось.
Сворачивая на свою длинную подъездную дорожку, он слышит дребезжание, доносящееся из пепельницы под приборным щитком. Во второй раз слышит его на последнем повороте, за которым открывается его дом. По звуку чувствуется, дребезжит что-то маленькое. Пуговица или монетка. Джек подкатывает к дому, выключает двигатель, открывает дверцу. Потом, словно вспомнив о дребезжании, протягивает руку, выдвигает пепельницу.
И обмирает, увидев в ней миниатюрное яйцо малиновки, размером с миндальное драже M&M.
Миниатюрное яйцо такое синее, что это увидел бы даже слепой.
Трясущимися пальцами Джек достает яйцо из пепельницы. Не отрывая от него взгляда, вылезает из кабины и захлопывает дверцу. Все еще глядя на яйцо, вспоминает, что надо дышать. Рука дергается, пальцы разжимаются, яйцо падает на траву. Джек поднимает ногу и с силой впечатывает каблук в синюю точку. Не оглядываясь, кладет в карман ключи от пикапа и направляется к своему дому, назвать который крепостью уже не поворачивается язык.
Часть вторая
Похищение Тайлера Маршалла
Глава 5
В утреннем облете «Центра Макстона по уходу за престарелыми» краем глаза мы заметили уборщика… Помните его? В мешковатом комбинезоне? С толстым брюхом? С сигаретой во рту, несмотря на таблички с надписями: «НЕ КУРИТЬ! РАБОТАЮТ ЛЕГКИЕ!» – встречающиеся в коридорах через каждые двадцать футов? Со шваброй, напоминающей кладбище мертвых пауков? Нет? Не извиняйтесь. Не заметить Пита Уэкслера – пара пустяков. Неприметный подросток, с трудом окончивший среднюю школу Френч-Лэндинга, неприметный молодой мужчина, теперь столь же неприметный мужчина средних лет. Его единственное хобби – тайком и побольнее ущипнуть кого-нибудь из ветхих стариков, заполняющих его дни жалобами, глупыми вопросами, запахами мочи и газов. Хуже всего те, у кого болезнь Альцгеймера. Говорят, что он иной раз гасит окурок об их костлявые спины или задницы. Нравится ему слышать их крики боли. Эта маленькая пытка приносит, считает он, двойную пользу: будит их и радует его. Помогает коротать дни. Хоть какое-то да развлечение. Тем более что они все равно никому ничего не могут сказать.
О боже, самый мерзкий из них тащится по коридору «Маргаритки». Челюсть Чарльза Бернсайда отвисла, задница голая. Пит прекрасно видит тощие, измазанные в дерьме ягодицы. Шоколадные пятна и на бедрах, аж до колен. Он идет в туалет, только поздновато. Некая коричневая лошадка, назовем ее Утренний Гром, уже вырвалась из конюшни и, безусловно, наскакалась по простыням Берни.
«Слава богу, мыть их – не моя работа, – думает Пит и ухмыляется, не убирая сигареты изо рта. – С этим к Батчу».
Но стол, стоящий в коридоре, где живут «мальчики и девочки» Шустрика Макстона, в данный момент пустует. Батчу Йерксе не повезло: не удастся ему полюбоваться проплывающей мимо голой задницей Берни. Батч, должно быть, вышел покурить, хотя Пит сотню раз говорил этому идиоту, что таблички «НЕ КУРИТЬ» ровным счетом ничего не значат: Шустрику Макстону глубоко наплевать, кто и где курит (без разницы ему и что служит пепельницей). Таблички висят лишь для того, чтобы бесконечные проверяющие видели, что «Центр» полностью соответствует действующим на территории штата законам.
Ухмылка Пита становится шире, и в этот момент он очень похож на своего сына, Эбби, приятеля Тайлера Маршалла (кстати, именно Эбби Уэкслер показал палец проезжающим Джеку и Генри). Пит задается вопросом, а не найти ли ему Батча и сказать, что тому пора помыть М18, а заодно, разумеется, тамошнего жильца, или не мешать Батчу самому узнать, что Берни в очередной раз обделался. Возможно, Берни вернется в М18 и даст волю пальцам, размазывая говно по всей комнате. Это, конечно, хорошо, но не менее приятно посмотреть, как вытянется лицо Батча, когда он, Пит, скажет ему…
– Пит…
О нет. Откуда только взялась эта сука? Красивая, конечно, сука, но сука есть сука. Пит не двигается с места, не смотрит на нее, в надежде, что она уйдет, если он ее проигнорирует.
Напрасная надежда.
– Пит.
Он поворачивается. Видит перед собой Ребекку Вайлес, нынешнюю секретаршу большого босса. Сегодня она в светло-красном платье, возможно, в честь Клубничного фестиваля, и в черных туфельках на высоких каблуках, возможно, в честь своих отличных бедер. Пит представляет себе, как эти бедра охватывают его, а туфельки оказываются где-то над поясницей, потом видит картонную коробку, которую она держит в руках. Похоже, для него нашлась работа. Замечает Пит и поблескивающее кольцо у нее на пальце, с каким-то драгоценным камнем размером с яйцо малиновки, но цветом куда бледнее. Он задумывается, и не в первый раз, что должна сделать женщина, чтобы заработать такое кольцо.
Она стоит, постукивая ножкой по полу, не мешая ему смотреть. За его спиной Чарльз Бернсайд продолжает медленно продвигаться к мужской комнате. Глядя на этого дряхлого старика с костлявыми ногами и растрепанными волосами, можно подумать, что дни, когда в нем бурлила жизнь, остались в прошлом. Но впечатление обманчиво. Более чем обманчиво.
– Миз Вайлес? – наконец выдавливает из себя Уэкслер.
– Актовый зал, Пит. Одна нога здесь – другая там. И сколько раз тебе говорили, что нельзя курить в помещении, где живут пациенты.
Прежде чем он успевает ответить, она разворачивается и, сексуально покачивая бедрами, идет к актовому залу «Макстона», где во второй половине дня должны состояться танцы, венчающие Клубничный фестиваль!
Со вздохом Пит прислоняет швабру к стене и следует за ней.
Чарльз Бернсайд остается один в коридоре крыла «Маргаритка». Пустота в его глазах исчезает, теперь они светятся блестящим, но смертоносным умом. И выглядит он сейчас куда моложе. Срущий в постель Берни исчез. Его место занял Карл Бирстоун, с дьявольской жестокостью убивавший детей в Чикаго.
