Удаляя из армии способных командиров и поощряя избрание в войсковых частях и на кораблях советов солдатских и матросских депутатов, Гучков за два месяца до основания подорвал боевую мощь армии и флота, и 2 мая, слагая с себя обязанности военного и морского министра, он оставил Временному правительству разлагающуюся армию, которую оно так и не сумело восстановить. В начале 1918 года Гучков появился в Берлине, где получил сразу политическое убежище, и здесь, уже не маскируясь, он начал открыто вести подрывную деятельность против своей страны.
Министр иностранных дел Милюков пытался выстраивать такие отношения с Антантой, какие Россия установила их с началом войны: дружественными и верными союзническим договорам, — однако Лондон и Париж продолжал беспокоить двойственный характер заявлений Временного правительства и бездействие русской армии, граничащее с развалом всего Восточного фронта. Антанта требовала от русской армии наступления, и она же призывала Временное правительство решительно покончить с неутихающим пламенем революции.
Нота Милюкова от 18 апреля правительствам стран Антанты утверждала, что позиция Временного правительства не дает никаких оснований думать об «ослаблении роли России в общей союзной борьбе», и провозглашала от имени всего народа «довести мировую войну до решительной победы».
[522] Исполнительный комитет всем составом восстал против этого заявления, и Керенский был на их стороне, и этот конфликт быстро породил правительственный кризис, так как князь Львов в сложившейся обстановке больше склонялся к поддержке Керенского, чем Милюкова.
Князь Г. Львов все больше и больше утрачивал роль лидера среди министров Временного правительства, и сам он стал чувствовать себя не на месте. Сам он не был энергичным человеком, а главное, в нем не хватало твердой воли и решимости поддерживать и самому идти на риски в политической борьбе, которые всегда неизбежны в борьбе за власть и ее удержание. Его органическое миротворчество, помогавшее ему в трудные времена, теперь, во время революционных испытаний, было ненужно и бесполезно. Без воли и готовности к риску он вел соглашательскую политику со всеми течениями и слоями общества, и эта политика привела его и Временное правительство в тупик. Он любил твердить окружающим его людям: «Верьте в здравый смысл русского народа, все образуется».
[523] Тому трудному времени в русской истории нужны были более сильные и энергичные деятели, и князь Львов почувствовал себя лишним.
Видя паралич власти и боясь усугубить свою историческую вину за провалы в политике и экономике государства, Глава Временного правительства князь Георгий Львов 7 июля ушел в отставку; министром — председателем Временного правительства — был назначен А. Керенский, с сохранением за ним постов военного и морского министра.
Надежда на Керенского теплилась у многих людей того времени, да и сам он считал, что его «имя в глазах народа стало своего рода символом новой жизни в условиях свободы» и что на его «долю выпало вести полемическую борьбу среди масс населения»
[524]. Но на самом деле Керенский угодничал массам и потворствовал, как и Троцкий, низменным инстинктам толпы, и горькие плоды этой политики он вскоре должен был пожинать сам, разочаровывая своей деятельностью миллионы поклонников. Он все время искал опоры в бывших хулителях самодержавия и России и не мог найти ее в молодых патриотических силах, выросших на революционных идеях и готовых отдать за них свои силы и жизни.
Временное правительство поспешило объявить амнистию политическим заключенным и многим людям, совершившим уголовные преступления, и по возвращении из ссылок и тюрем они активно включались в различные партии и политические движения и открыто требовали для себя место во властных структурах страны. Существующая власть ведь сама назвалась временной, и она показывала все признаки своей ненадежности и недолговечности. Лидера анархистов князя Петра Кропоткина встречал сам Керенский, и он же удостоил личного внимания пропагандиста марксизма в России Георгия Плеханова и певца террора Владимира Бурцева. Вокруг Керенского всегда находились и имели поддержку личности, ранее отверженные в обществе и сомнительной репутации, и это отталкивало от него интеллигенцию, деловых людей и влиятельных лиц крупного капитала, не считавших необходимым находиться среди тех, кто нес угрозу обществу как своими политическими взглядами, так и уголовным прошлым.
12 марта из Туруханской ссылки в Петроград прибыл Иосиф Сталин (Джугашвили), и через несколько дней он стал во главе редакции газеты «Правда» и лидером революционного движения в столице и стране. Все, кто с ним встречался в те дни, немедленно попадали под его сокрушительное влияние из убеждения и веры, что перед ними находится тот человек, кому будет суждено решать судьбу страны. Он быстро подчинил своему влиянию Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, сильный профсоюз металлистов и лидеров моряков Балтийского флота и тут же направил на Дальний Восток, Урал, Украину, Среднюю Азию и Кавказ своих сторонников, среди которых находились С. Лазо, В Куйбышев, К. Ворошилов, С. Киров и С. Орджоникидзе — для изучения обстановки и укрепления власти Советов на местах.
3 апреля в Петроград приехал Владимир Ленин (Ульянов), и Сталин устроил ему такую торжественную встречу, что она была похожа на приезд человека, который завтра станет вождем народа. Ленин приехал с большой группой эмигрантов, которые намеревались взять руководство революционным движением в свои руки, но Сталин убедил Ленина отказаться от этой порочной идеи, так как все они были оторваны от России и не знали ее. При работе в России он посоветовал вождю большевиков опереться на революционные штабы, уже созданные в Петрограде и других городах страны из числа политических ссыльных, и на проверенных людей в революционном движении, какими являлись Я. Свердлов, Л. Каменев, М. Калинин, В. Молотов, А. Коллонтай, А. Рыков, Л. Красин и другие большевики.
Когда наступила ночь, Ленин собрал в особняке Кшесинской всех своих соратников и заявил: «Современный социализм — враг международного пролетариата. Самое имя социализма осквернено и запятнано предательством. С ним нельзя иметь ничего общего. Его нельзя очистить, его надо отбросить, сбросить с себя, как грязное белье. Надо надеть чистую рубашку и назваться коммунистической партией…»
[525] За исключением Сталина и Свердлова, безоговорочно поддержавших Ильича, вся старая «большевистская гвардия» холодно восприняла эту идею. Ленин сразу решительно порывает со старой эмигрантской большевистской гвардией и становится во главе молодой национальной партийной когорты большевиков, которую сплотили вокруг себя Сталин и Свердлов. Опора Ленина на местных российских большевиков помогла ему сразу завоевать более широкие партийные и народные низы, а взбунтовавшейся старой гвардии пришлось принести повинную голову и капитулировать. Всеми делами в партии стали руководить Ленин, Сталин и Свердлов. Не сделай Ленин этого шага — революции могло не произойти, так как национальные партийные лидеры и народные массы, идущие вслед за ними, могли бы не подняться на призывы большевиков-эмигрантов. Ленин потом простит «старой гвардии» ее ошибки, как простит он и Троцкого — своего вечного оппонента, потому что «певчего» всемирной революции лучше было иметь своим союзником, нежели врагом.
