Завтра мы услышим психологов, специалистов по нарушениям аутического спектра. Джо ненавидит подобные вещи всей душой, но сознает, что это необходимо для его защиты. Известно, что аутизм находят у каждого сотого, поэтому среди присяжных наверняка найдутся сочувствующие.
А потом мы вызовем членов тех семей, в которых кто-то обварился кипятком из бойлера, но выжил. «Самое вкусное на десерт», – как цинично выразился Тони.
Самое приятное с начала слушаний: я ни разу не вспомнила об Эде. После процесса. После вердикта. Срок самого трудного решения в моей жизни приближался. В душе я уже знала, как поступлю.
– Присяжные-то совещались всего сорок пять минут! А вы полагали, что они выйдут только через несколько часов! – Лицо у Джо совсем не такое, как в тюрьме: оживленное, одухотворенное – и измученное.
Мы с Тони ощущаем то же самое.
– Они поняли, что я невиновен. – На верхней губе у Джо пивная пена. Он сказал, что больше всего ему сейчас хочется выпить пинту пива в пабе «среди публики по собственному выбору и с двумя людьми, благодаря которым это стало возможным».
Я никогда не видела его таким возбужденным. Но, говоря это, он смотрел на меня. Я тоже упивалась абсолютной убежденностью в его невиновности, столь же несомненной, как если бы я оправдала саму себя. Тони Гордон явно чувствует то же самое – я сужу по его яркому румянцу, как бы говорящему: «Мы победили».
– Юриспруденция – как азартная игра, – сказал он мне в самом начале. – Выиграл дело – король, продул – лузер. Продувать никому не хочется, отсюда острота и увлекательность процесса, будто ты находишься на скамье подсудимых вместе с подзащитным.
Отсюда, могу добавить я, стремление адвокатов побеждать в спорах и в личной жизни. Потому что, если ты на это не способен, возникает убеждение (справедливое или ложное), что ты не годишься для своей работы. Интересно, Тони всегда оставляет за собой последнее слово в домашних размолвках? Подозреваю, что да. О своей семье мне думать не хотелось.
Плотная толпа журналистов у суда встретила нас криками и фотовспышками. Нам буквально тыкали микрофоны в лицо, не давая пройти. Тони произнес короткую речь:
– Это знаменательный день не только для Джо Томаса, невиновность которого наконец признана официально, но и для всех других жертв. В скором времени следует ожидать дальнейшего развития событий. – Он с привычной ловкостью провел нас сквозь толпу к поджидавшей машине и отвез в паб в Хиллгейте, в район обеспеченных обывателей, где нет газетчиков. Я искала глазами среди собравшихся у здания суда своего мужа, но Эда нигде не было видно.
Я подумаю о нем потом. А пока буду наслаждаться своей минутой славы.
«Спасибо за все», – логично же ожидать эту фразу от Джо, не правда ли? Так сказал бы нормальный человек. Но Дэниэл тоже никогда не благодарил.
– Чем теперь займетесь? – спросил Тони, осушив бокал и взглянув на часы. Я видела, что он злится: подзащитный не рассыпался в благодарностях. Как я и думала, Тони был абсолютно не интересен наш клиент, который, строго говоря, таковым уже не является.
Джо Томас пожал плечами:
– Теперь, когда у меня есть деньги, уеду куда-нибудь и начну все заново.
Он говорил о пожертвованиях, которые начали поступать на его имя во время слушания, когда Джо заявил, что не просит компенсации, а лишь хочет, чтобы обелили его имя. Как написал в «Таймс» один из доброхотов, «оправданием нынешнему обществу служит то, что еще не перевелись приличные люди, даже если в прошлом их поступки были превратно истолкованы».
– Хочу попробовать себя в другой профессии, – добавил Джо.
Мне сразу вспомнилось его досье, которое я читала в поезде несколько месяцев назад (а кажется, что это было в другой жизни): «Джо Томас, 30 лет, страховой агент. Осужден в 1998 году за убийство Сары Эванс, 26 лет, продавщицы модного магазина и подруги обвиняемого…»
– Вы уже решили, куда поедете?
Тони бросил на меня предостерегающий взгляд: не стоит слишком сближаться с клиентом – мы свою работу сделали.
– В гостиницу, наверное. Сейчас у меня нет дома, куда я мог бы вернуться.
Меня снова поразила буквальность, с которой он понял мой вопрос.
– А куда вы намерены уехать в будущем? – мягко спросила я.
– Пока не решил, еще думаю. – Джо неотрывно смотрел мне в глаза. – А у вас есть идеи?
В горле встал комок.
– Если бы речь шла обо мне, я бы, наверное, уехала за границу и поселилась там. – Бог знает, почему мне вспомнилась Италия, куда мы ездили в свадебное путешествие.
Джо вытер губы рукавом:
– А это не будет похоже на бегство?
Тони поднялся на ноги.
– Не хочу, чтобы вы сочли мой уход бегством, но у меня назначена встреча. – Он пожал мне руку. – Очень приятно было работать с вами, Лили. Вы далеко пойдете. – Поколебавшись, он взглянул на Джо.
Я затаила дыхание.
Временами я теряюсь в догадках, верит ли Тони в невиновность Джо и имеет ли это для него значение. Его интересует престиж, ему хочется выиграть важное дело, отчет о котором попадет на первые полосы газет. Я видела удовольствие на лице Тони Гордона, когда он стоял перед телекамерами на лестнице здания суда, и разделяла это удовольствие. Творить историю – восхитительное ощущение.
– Удачи на будущее.
Я с облегчением выдохнула внутрь (если такое возможно), когда Тони пожал Джо руку и удалился. Но наш клиент обратил внимание на заминку.
– Я ему не нравлюсь, – констатировал он, не ожидая, что я стану его разуверять.
Я промолчала.
– А вот вы меня понимаете. – Джо взглянул на меня и опустил глаза на сумку с вещами, которые ему отдали в тюрьме.
Интересно, там и альбомы с наклейками? Я не возьму их назад – слишком много воспоминаний.
Может, виной тому двойной джин с тоником, который заказал мне Тони, хотя я просила обычный, или облегчение после выигранного дела, или Джо очень напоминает мне Дэниэла, – как бы то ни было, я услышала свой голос:
– У меня был брат.
Мой взгляд блуждал по улице. Я сказала, что мы выбрали уличный столик? Погода даже к вечеру осталась удивительно приятной, и каждому из нас хотелось глотнуть свежего воздуха после зала суда. Мимо под ручку прошла пара. До меня донесся аромат дорогих духов – и тут же превратился в другой, памятный запах. Запах сена. И смерти.
Я обнаружила, что Дэниэл употребляет наркотики, когда мама послала меня привести его к ужину. Это было за неделю до его семнадцатилетия. Дэниэл в своей комнате крошил кухонным ножом какую-то белую массу.
– Это опасно! – Я видела, как некоторые шестиклассницы делали то же самое в школьном туалете, но сама никогда не пробовала.
– Ну и что?
