Журнал открылся на статье о том, как приготовить воскресный семейный ужин. Фотография счастливой семьи за столом. Строчки и снимок поплыли перед глазами. Воскресные ужины. Нормальная жизнь. Которая была бы у нас, не появись в семье Дэниэл. Я взглянула на номер страницы. И вышла из ванной.
Эд уже не рисовал – он сидел неподвижно, глядя перед собой невидящими глазами.
– Ты хочешь начать все сначала? – спросила я.
Он кивнул. В его глазах были надежда и страх. Я чувствовала то же самое.
Я взяла мужа за руку и повела его в нашу спальню.
Весь следующий месяц я старалась вернуться в привычное русло, но это было нелегко. Рутинная работа казалась скучной после аврала с вытаскиванием Джо Томаса из тюрьмы, хотя все в бюро, включая шефа, относились ко мне теперь с куда большим уважением и дел по-прежнему было невпроворот.
– Они просят, чтобы это поручили Лили, – предупредила секретарша, когда шеф попытался взять себе одно из самых интересных дел – иск молодого человека, которому новоиспеченный тесть, генеральный директор известной компании, якобы разбил голову бутылкой мерло. Пятьдесят швов.
Вместо зависти или ревности, которых я опасалась, шеф только кивнул:
– Вам нужен отдельный кабинет, раз вы становитесь настолько популярной.
Меня осаждали просьбами о представлении интересов в суде. Женщина, чей пожилой отец обварился из-за неисправного бойлера, просила взяться за ее дело. Юристы, о которых я в жизни не слышала, звонили с поздравлениями. Женский журнал просил об интервью с «восходящей звездой адвокатуры». Вопрос о безопасности бытовых приборов уже подняли в палате общин.
Но в голове у меня был настоящий сумбур. Договариваясь все начать сначала, мы оба понимали, что будет нелегко. Мне приходилось заставлять себя верить, когда Эд говорил, что «пропустил стаканчик с Россом». А на самом деле виделся с Давиной? Со своей стороны, Эд обижался, что я приходила домой поздно и с полными руками папок, но приносил мне чашку чая, если я засиживалась за полночь, и ласково убеждал «не переутомляться». Сейчас он сидит дома и занимается хозяйством, пока не найдет новую работу (убежденные традиционалисты свекор со свекровью глубоко шокированы). Ищет он вполсилы – не так, как искала бы я, но я оценила первый шаг.
Совесть моя неспокойна из-за Карлы. Я хотела зайти извиниться, но на стук никто не открыл. Одна из соседок сказала, что слышала «какую-то суматоху» в тот вечер, когда я в последний раз видела Карлу и Франческу. Неужели из-за меня они съехали на другую квартиру? От угрызений совести меня даже затошнило.
– Забудь об этом, – говорит Эд. – Ты и так достаточно вмешивалась.
– Неужели тебя не интересует, как там Карла?
– Нельзя же помочь всем, – пожимал плечами Эд. – Она не наш ребенок.
Поразительно, что художник может целиком погружаться в мир картины и при этом оставаться равнодушным к модели.
Но разве не так строятся отношения адвоката и клиента? Вы проводите вместе много часов, бесконечно говорите о деле, но как только вынесен вердикт, отношения закончены. Без долгих речей. По крайней мере, так должно быть…
Где-то теперь Джо Томас, чем занимается, уехал ли в Италию?
И однажды он объявился – ждал меня у входа в бюро, когда я вышла после долгого рабочего дня. Невероятно, что человек может так измениться за несколько недель! Исчезла бородка и тюремная роба, грубые башмаки и дешевая рубашка. Чисто выбритый молодой мужчина в мшисто-зеленой твидовой куртке с поднятым бежевым замшевым воротником походил скорее на риелтора, чем на страхового агента.
– Я пришел попрощаться.
Мы шли рядом, как на прогулке после паба, когда отмечали вердикт, шаг в шаг.
Я не знала, куда мы идем, и не заботилась об этом. В каком-то отношении этот мужчина для меня был более реален, чем Эд. Разве я не потратила больше полугода жизни на то, чтобы спасти его?
– Нашли работу?
– Да, – оживленно заговорил Джо. – Воспользовался вашим советом. Помните, вы говорили об Италии? Ну, а я уехал во Францию.
Его рука задела мою, когда мы переходили дорогу.
– Друг на Корсике хочет, чтобы я помог ему с ремонтом. – Он взглянул на свои руки. – Я это умею. И это будет что-то новое.
– А с языком проблем не будет?
Ответом мне послужила улыбка.
– Благодаря тюремной библиотеке я научился говорить по-французски и по-испански.
Меня это не удивило.
Мы вошли в ресторан – модный, дорогой.
– Это благодарность, – пояснил Джо, будто мы так и договаривались.
Неужели он не понимает, что меня ждут дома? Это предположение пробудило в душе досаду – и волнение. Я не стала спорить, позволив официанту принять у меня пальто.
– Вы многое для меня сделали, – добавил Джо, подавая мне меню.
Я заслонилась кожаной папкой, чтобы скрыть предательскую краску на лице.
– Я выполняла свою работу. – Из меня посыпались вопросы, будто напротив сидел старый друг, с которым я сто лет не виделась: – Как вы? Чем занимаетесь? Где живете?
– У этого знакомого из Франции есть квартира в Ричмонде. Довольно хорошая.
Ричмонд? Я мысленно сравнила Ричмонд и Клэпхем с тесной кухонькой, где Эд по-прежнему рисует в свое удовольствие среди заявлений на открытые вакансии.
– А вы? – прямо спросил Джо. – Как семейная жизнь?
– Все хорошо.
Меня охватило искушение рассказать ему об Эде и Давине, но я уже в прошлый раз чересчур разоткровенничалась. Я не пьяна, как тогда, от двойного джина с тоником и одержанной в суде победы. Я не имею права забывать, что у меня ответственная должность. Чрезмерное доверие недопустимо.
– Всего лишь хорошо?
Я выдавила улыбку:
– Все отлично. Наверное, скоро переедем. – Это я выдумала, но, может, придется и переехать.
– Прекрасно. – Джо Томас с воодушевлением подался вперед: – Я так и вижу деревенский коттедж, лошадь вроде Мерлина…
– Мерлина? – медленно повторила я. – Но я не говорила вам, как звали мерина Дэниэла.
– Разве? – В его улыбке стало меньше уверенности.
Я похолодела:
– Вы к этому как-то причастны?
Я ожидала, что Джо начнет все отрицать. Несмотря на свой вопрос, я в это не верила. Должно быть какое-то разумное объяснение!
– У меня не было другого выхода. – Он поровнее положил вилку и нож. – Мне нужно было, чтобы вы приняли мой случай близко к сердцу. Если адвокат не верит клиенту, он не будет особо стараться.
К горлу подкатил комок.
– Вы отравили старого несчастного жеребца, чтобы я не сидела на заднице? Но как?
