– Вы не скажете Эду? Никому не скажете? – Меня охватила паника, что Росс с кем-нибудь поделится своими догадками (я имею в виду анонимных информаторов. О Хампстед-хит я никому не могу рассказать).
– Буду нем, как рыба. – Росс взглянул на часы. – Боюсь, мне пора возвращаться.
Вот еще один штришок к портрету Росса: когда мы познакомились, он был актуарием. Прирожденный математик, он помог мне разгадать головоломки Джо Томаса. Но после рождения Тома, когда мы предложили Россу стать крестным, он сменил работу. Сказал, что наш случай заставил его по-другому взглянуть на жизнь. Сейчас он возглавляет крупную компанию по сбору средств для благотворительных организаций. Он хороший человек.
Когда я вернулась домой – снова поздно вечером, – Эд и Карла уже поужинали и сидели у стола. Перед Эдом лежал альбом для набросков.
– Простите, – виновато сказала Карла. – Я хотела вас дождаться, но…
– Это я виноват, – улыбнулся мне Эд.
Такой улыбки у него я не видела уже много лет и знаю почему.
– Твой ужин в духовке, дорогая.
Он уже давно не называл меня «дорогая».
– Наверняка еще съедобно. Карла, я попрошу тебя чуть наклонить голову в сторону. Подбородок немного ниже. Взгляд влево… Идеально!
Эд счастлив, потому что он снова рисует Карлу. И не устает мне напоминать, что она сама вызвалась. Словно ему это льстит.
Честно признаться, у меня словно камень с души упал. Значит, можно без помех подумать о том, что делать с Джо.
Глава 40. Карла
Февраль 2014 года
Карла проснулась, как весь последний месяц, в уютной комнате, окно которой выходило на сад за домом. Никакого сравнения с хостелом. Что бы Лили ни говорила об овердрафте, она наверняка очень хорошо зарабатывает, раз смогла позволить себе такой особняк. И ведь они его не снимают, он их собственный! Правда, Эд не устает сетовать на «грабительскую ипотеку».
Это одна из основных тем споров между Эдом и Лили, которые Карле слышно через стену.
– Ты злишься из-за того, что я зарабатываю меньше тебя, – твердил Эд.
– Когда же ты избавишься от старых комплексов? – не оставалась в долгу Лили.
Когда Карле доводилось бывать у них в гостях, она обращала внимание на странное напряжение и язвительные насмешки, но жить в их доме было все равно что пробираться между вражескими позициями. Любая мелочь выводила их из себя, особенно Лили.
– Пожалуйста, ставь молоко в холодильник, – накинулась она на Карлу позавчера вечером. – Иначе скиснет, как на прошлой неделе!
Эд только вытаращил глаза, не сумев сгладить неловкость.
– Не бери в голову, она сейчас работает над крупным делом, – объяснил он, когда Лили шумно удалилась к себе в кабинет. Он снял очки, словно они вдруг начали ему мешать. – Прошлый процесс она проиграла, поэтому ей необходимо выиграть этот.
Он слегка насмешливо выговорил «необходимо», надел очки и снова взялся за кисть:
– Не могла бы ты обхватить обеими руками чашку с кофе и устремить взгляд в пространство, словно о чем-то задумавшись? Так-так, отлично!
Карле это было нетрудно. Вот-вот начнется расследование пожара в хостеле. Все постояльцы получили официальное письмо, где спрашивалось, курили они в тот вечер в своих комнатах или нет. Разумеется, Карла отметила галочкой квадратик под словом «Нет».
– Не хочешь выпить кофе после лекций? – спросил юноша с длинной неровной челкой, который постоянно приглашал Карлу на ужин. У него были неестественно длинные для парня огненно-рыжие ресницы – и странная для высокого красавца робость и неуверенность. Руперт словно не сознавал своей привлекательности – не только внешней, но и своих прекрасных манер и умения слушать.
Большинство студентов были самовлюбленными, громогласными и обожали звук собственного голоса. Руперт был другой. Возможно, пора сделать исключение.
– С удовольствием. – Карла подняла голову от учебника. – Спасибо.
Кто-то шикнул на них с другого конца читального зала, и они понимающе улыбнулись друг другу, как сообщники.
– Что получила за последнее эссе? – спросил Руперт в студенческом кафе за латте с обезжиренным молоком.
– Семьдесят пять процентов, – с гордостью ответила Карла.
Его глаза расширились.
– Ничего себе!
– А ты?
– Ох, не спрашивай, – простонал Руперт. – Помогла бы мне с этим жутким эссе о контрактах! Обсудим за ужином?
– Каким еще ужином?
– Карла, мы же не первый день знакомы. Я не кусаюсь, клянусь.
Он повел ее в маленький итальянский ресторан на площади Сохо. Девушка ожидала, что, заказывая блюда, Руперт начнет запинаться, как все англичане, пытающиеся говорить на ее родном языке, однако произношение у юноши было безукоризненным.
– Ты бывал на моей родине? – не утерпев, спросила она, когда официант отошел.
Руперт пожал плечами:
– Родители хотели, чтобы мы бегло говорили по-французски и по-итальянски. Каждые каникулы нас отправляли за границу улучшать языки. Честно говоря, мне кажется, родителям не нравилось, что мы путаемся под ногами, при том что учились мы в интернате.
Совсем как бедный Том… Незаметно для себя Карла разговорилась, рассказав этому красивому интеллигентному юноше о Томе, Лили и Эде.
– То есть ты живешь у Эда Макдональда, художника?
– Да. А ты знаком с его творчеством?
– Это тот самый автор «Маленькой итальянки», которая ушла за большие деньги анонимному покупателю?
Карла покраснела:
– Ты и это знаешь?
– Я люблю искусство – мать всю жизнь таскает меня по разным выставкам… – Глаза Руперта расширились. – Только не говори, что моделью ему послужила… Слушай, это же ты позировала!
Карла кивнула, смущенная, но довольная.
– Я бы с удовольствием с ним познакомился, – взволнованно сказал Руперт. – Разумеется, если это удобно…
– Сделаю, что смогу, – пообещала Карла.
Она выждала несколько недель, не желая беспокоить своих хозяев. Эд был занят ее портретом – он трудился над ним, даже когда Карла не позировала. А Лили сутками пропадала на работе. Иногда Карла, уже лежа в кровати, слышала, что она вернулась: обычно за стенкой начинался тихий невнятный диалог, в котором отчетливо слышались недовольные реплики Эда.
Но в конце концов Карла набралась смелости и завела разговор с Лили, которая неожиданно положительно отнеслась к ее идее.
– Лили приглашает тебя на ужин на следующей неделе, – сказала Карла, когда они с Рупертом пили латте в своем излюбленном кафе.
Юноша просиял:
