– Мы пытались с вами связаться, – затараторила медсестра, – но у вас с супругом выключены телефоны. Вы уже придумали ей имя?
С самого рождения крысеныша все только об этом и спрашивали, но Карла еще во время беременности отклоняла все предложенные Эдом имена, будто не желая признавать, что беременна. Теперь, когда это существо лежало в инкубаторе, Карла по-прежнему не хотела давать ей имя: это значило бы признать, что крысеныш пришел в их жизнь надолго.
– Не хотите ее окрестить? – странным голосом спросила медсестра, держа какой-то бланк с записями. – Здесь сказано, что вы католичка. Священник пришел, можете с ним поговорить.
– Но я не понимаю…
– Дочь моя. – Тучный молодой человек в белом римском воротничке взял ее за руки, как старую знакомую. – Медицинская сестра пытается донести до вас, что младенцу стало хуже. Давайте же подготовим девочку к ожидающей ее вечной жизни.
Крысеныш умрет? Это же решение всех проблем! Но отчего-то в Карле росло смятение.
– Быть этого не может.
– Дорогая моя, планы Господа не всегда совпадают с нашими ожиданиями…
– А вы не хотите взять ее на руки?
«Нет. Еще уроню, этого еще не хватало», – подумала Карла.
Один из врачей кивнул медсестре, и крысеныша вместе с проводами положили на руки Карле. Глазки-бусинки. Неожиданно длинный, почти аристократический нос. И тут Карла разглядела крошечный рыжий волосок на лысой головенке.
– Поппи
[22], – прошептала она. – Ее будут звать Поппи. Поппи Франческа.
Чудесным образом за ночь Поппи выкарабкалась, как выразились врачи.
– Могла бы со мной посоветоваться, прежде чем давать имя, – сказал Эд, который наконец появился в больнице, дыша перегаром.
– Посоветовалась бы, если б ты был здесь, – отрезала Карла, не сводя глаз с дочери, снова помещенной в инкубатор.
– Я вообще-то продавал картину!
– Это все неважно, – вмешалась медсестра. – Если хотите мое мнение, Поппи получила, что хотела, – понежилась на руках у мамочки. Врачи, конечно, возразят, что это их искусство заставило дышать ее легкие, но в таких случаях главное – любовь. Кстати, имя прелестное – у нас уже давно не было Поппи.
– Своеобразное, – пробурчал Эд. – Забавно, как масть передается через поколения – мой дед был ярко-рыжим.
Невероятно, но Поппи день ото дня набиралась сил. Однако любовь, охватившая Карлу в тот страшный день – да, истинная любовь! – слабела с каждым часом, уступая место страху. «Нет!» – готова была крикнуть Карла, услышав, что Поппи «почти можно» забрать домой. Как она справится с таким слабеньким ребенком?
– Я понимаю, тебе трудно, но все будет прекрасно, – сказал Эд, прижимая малышку к груди.
Ему-то хорошо, он умеет обращаться с младенцами, но у Карлы опускались руки. После смерти матери ей казалось, что ее лишили рук. Зачем только она уехала из Италии…
– Это послеродовая депрессия, – сказала патронажная сестра, застав Карлу в слезах. – Самая естественная вещь, особенно после трудных родов. Если затянется, сообщите.
Естественная? Да это полное, законченное сумасшествие! С одной стороны, Карла смертельно боялась оставить дочку одну – вдруг Поппи перестанет дышать! Но тогда – какая ужасная мысль! – Карла освободится от чудовищной, непомерной ответственности.
Если бы ей как следует выспаться, может, она бы и пришла в себя, но Поппи дремала минут по пятнадцать, а не спала по два-три часа, как пишут в пособиях по уходу за новорожденными. Стоило Карле прикрыть глаза, как малышка уже снова кричала. Это как самолету лететь круглые сутки без дозаправки, день за днем, неделю за неделей.
– Она плохо набирает вес, – заметила патронажная сестра. – Попробуйте прикармливать из бутылочки.
Значит, у нее мало молока? И снова Карла прочла на лице Эда, что она неудачница. Поразительно яркие голубые глазки Поппи неотрывно следили за мамашей, как дополнительный упрек.
– Вы уже были в детской группе? – спросила медсестра в другой раз.
К счастью, Эд находился в галерее.
– Да, – солгала Карла.
На самом деле она ужасно боялась – вдруг Поппи что-нибудь подцепит от других младенцев, ведь там столько страшных микробов!
Интересно, мама Франческа тоже боялась? Если бы можно было ее спросить…
Тем временем они с Эдом могли в любой момент лишиться крыши над головой. Терпение у банка иссякло – они отберут дом, если его никто не купит. Так говорилось в адресованных Эду письмах, которые он от Карлы прятал, а она находила.
Но Карла не хотела нового скандала. Когда Эд впадал в депрессию, он становился страшен, особенно сейчас, когда пил больше, чем раньше. Глаза у него вечно были красные, тело неконтролируемо тряслось. Он начал поговаривать о том, чтобы получить опекунство над Томом («Я тут намекнул Лили…»).
– Я не справлюсь, – возразила Карла.
– Прояви же хоть немного сочувствия! Он мой сын, я хочу, чтобы Том жил с нами!
Куда делся прежний Эд? При этом он был сама мягкость, когда нужно было успокоить Поппи, чьи легкие теперь работали на полную мощность, днем и ночью.
– Поспи, – самодовольно говорил он, радуясь, что Поппи успокаивается на руках у него, а не у Карлы.
Но девушка не могла уснуть. Она ворочалась в кровати и думала, какой была бы ее жизнь, если бы они с мамой никогда не жили по соседству с проклятыми Эдом и Лили.
Чтобы полюбить ребенка, порой нужно время, прочла Карла в одной из книг о новорожденных, целый ящик которых остался после рождения Тома. Но всякий раз, прикладывая этот крошечный комочек к груди (единственное, что успокаивало Поппи), Карла чувствовала неодолимую панику.
На смену страхам, что Поппи умрет, пришел другой: в суматохе преждевременных родов Карла совсем забыла о письме с тонкими крупными буквами: «Ты и твой ребенок заплатите за все».
После выписки из больницы Карла, к своему облегчению, нашла письмо в сумке. Значит, Эд его не читал.
– Это будет наш с тобой секрет, – сказала Карла ребенку, до крови терзавшему ее соски. – Смотри не проговорись.
Что касается автора анонимных писем, Карла была убеждена, что почерк женский. Какая-то подруга Лили, решившая отомстить. Прежняя секретарша, например, ненадолго подобревшая, когда у Карлы отошли воды. Никому нельзя доверять!
– Ты меня беспокоишь, – твердил Эд. – Ты плохо ешь, и Поппи не получает достаточно молока.
Ну, значит, они обе умрут. Погибнут от недоедания и попадут в рай к маме Франческе.
– Во сне она все время твердит о каком-то письме, – услышала Карла слова Эда, говорившего с патронажной сестрой, которую вызвали ее осмотреть. Карла всегда подслушивала под дверью, когда они думали, что она лежит в кровати.
