– Лили, пожалуйста! Согласитесь хоть ради Поппи, если не хотите для меня!
– Для кого?
– Для моей дочери. Нашей с Эдом дочери.
Я не знала имени ребенка – нарочно попросила Росса не говорить. Так девочка казалась менее реальной.
– Если меня посадят в тюрьму, я потеряю дочь. – Глаза Карлы наполнились слезами. – Я… Я не сразу оправилась после родов. Я не была… хорошей матерью. Но ведь моя мама умерла…
Этого я не знала.
– Мне очень жаль, – пробормотала я. – А причина?
– Рак. – Карла подняла на меня карие глазищи. – Я ужасно тоскую по ней и не могу допустить, чтобы и Поппи так тосковала по мне. Пожалуйста, Лили, вы ведь и сами мать. Помогите мне!
– А может, – сказала я с жестоким удовольствием, – ей будет лучше в приемной семье?
Карла пристально посмотрела на меня:
– Вы это не всерьез, Лили. Я знаю, что вы не такая.
Черт бы ее побрал! Она права. Речь идет о ребенке, о младенце, который будет надрываться криком, потому что ни от кого не пахнет мамой. Дети, сколько бы лет им ни было, нуждаются в родителях. Как бы Том жил, не будь меня рядом?
– Но я пока не верю, что ты невиновна.
– Вы должны поверить. – Пальцы Карлы сжались сильнее.
Она снова превратилась в маленькую девочку. Я старше. Для сестры слишком взрослая, для матери – молодая, однако у нас много общего. Жизнь Карлы нераздельно переплетена с моей, и сколько бы я ни старалась ее прогнать, Карла всегда будет рядом. Зловещая тень? Или непонятый ребенок?
Я провела пальцами по волосам.
– Почему ты считаешь, что я не провалю защиту – нарочно, чтобы тебя осудили? В отместку?
В ее глазах читалось доверие.
– Потому что вы слишком нравственный человек и не лишены честолюбия. Подумайте, Лили, вы можете войти в историю как адвокат, которая помогла оправдать новую жену своего мужа.
Должна признаться, это задело в моей душе чувствительные струнки. Однако в ее версии много дыр и белых пятен. Карла упорно называла меня по имени, но этому юристов специально учат, это такая тактика, чтобы клиент раскрылся.
– Остается маленький вопрос: кто же убил Эда, если не ты?
Произнося эти слова, я чувствовала, будто участвую в какой-то дикой мистификации. Мой муж – а я не считаю Эда кем-то еще – не мог умереть, он дома (в моем прежнем доме), делает наброски, живой и здоровый.
Хватка у Карлы оказалась неожиданно сильной для такого субтильного существа. Я попыталась высвободить руку, но девица вцепилась в меня, как утопающий в спасательный круг.
– Эд был в долгах по самые уши. Мне кажется, он далеко не всегда занимал деньги в официальных местах. Может, кто-то потребовал вернуть должок – пусть полиция расследует! Я чуть не столкнулась в дверях с незнакомым человеком. Наверняка его заметил кто-то еще!
Карла говорила очень уверенно. У меня задрожали ноги, будто их кто-то тряс.
– И еще, я уже некоторое время получаю анонимные письма. – Карла неотрывно смотрела мне в глаза. – С намеками, что нам с Поппи будет плохо из-за того, что я вам сделала.
Меня бросило одновременно в жар и в холод.
– Ты сохранила письма?
– Только последнее. Его я тоже потом разорвала – боялась, что Эд станет скандалить. Но я узнала почерк.
Почерк? По моему телу пробежала мучительная дрожь, стягивая кожу мурашками дюйм за дюймом.
– Мои услуги тебе не по карману. – Я уже цеплялась за соломинку. – Бесплатно работать не стану, наша фирма выставит тебе счет!
Глаза у Карлы заблестели – она поняла, что победила.
– Есть рисунки, которые Эд подарил мне еще на старой квартире! Сейчас они немало стоят. Я их продам и на эти деньги докажу свою невиновность!
Должна признаться, в этом был привкус тонкой иронии.
Глава 58. Карла
Конечно, Карла не всерьез говорила о невыносимой тоске по Поппи: ей нужно было любой ценой добиться от Лили согласия.
Впервые за много месяцев она чувствовала себя почти прежней. Со смертью Эда Карла перестала быть ребенком, который все делает неправильно. Теперь ей не приходилось круглые сутки слушать вопли Поппи, от которых звенело в ушах: дочь была лишь неприятным напоминанием (будто оно ей требовалось), что, не забеременев, Карла сохранила бы свободу. Она стала лучше высыпаться, хотя ей постоянно снилась мама. Иногда посреди ночи Карла резко садилась в кровати, уверенная, что Франческа жива, и лишь через несколько мгновений все вспоминала. Девушка плакала горючими слезами, жалея, что не повидалась с ней перед смертью! Но сейчас ей предстояло убедить судью в своей невиновности.
Нелегко быть ответчиком, а не адвокатом, как вскоре осознала безутешная Карла. Хоть бы разбираться в том, что происходит! Ну почему она не выбрала специальностью уголовное право, а пошла на гражданское?
Пока Лили готовилась к слушанию о залоге, где решится, останется ли Карла в тюрьме до суда, девушка пыталась припомнить все дела об убийствах, которые изучала в колледже.
– Мне же только и надо, что заявить «невиновна», – говорила она, сидя в изоляторе.
– Все не так просто. – Лили посмотрела в свои записи. – Судья рассмотрит доказательства – на дверях парадного и черного ходов нет следов взлома – и решит, представляешь ты опасность или нет.
– Опасность? – обиделась Карла. – Кому?
– Так ведь судья тебя не сто лет знает, ему лишь известно, что ты убила своего мужа. Обвиняемых в убийстве редко выпускают под залог, хотя такие случаи бывали.
Лили начала раздражаться. Карла это уловила и сочла за лучшее не давить. Ей до сих пор не верилось, что Лили согласилась взяться за ее дело. Ей очень повезло – по крайней мере, так сказала Лили, – что слушание о залоге назначили так скоро.
Когда Карла предстанет перед судьей, он увидит, что она никакая не убийца: Лили снабдила ее шампунем, феном и расческой, правда, узкой и круглой вместо привычной массажной. Еще Лили принесла ей скучную коричневую юбку до середины икры, хотя Карла подробно объяснила, что именно хочет надеть из своего гардероба.
– Эта уместнее, – отрезала Лили. – Сейчас каждая мелочь имеет значение.
Старается, с неохотой признала Карла. Неужели ей удалось пробудить в Лили сочувствие, назвав Эда козлом и рассказав жалостливую историю о младенце? Или решающую роль сыграл аргумент, что этот процесс поможет ее карьере? Или все понемногу?
Было бы куда проще, если бы Лили была любезнее, а не такой грубоватой и резкой. Холодной… Тело Эда уже остыло… Это казалось невозможным. Все случившееся казалось невозможным. Карла надеялась, что вот-вот проснется в своей комнате – не в доме Эда и Лили, а у себя дома. В Италии.
