Уайлен почувствовал, как его тело покрылось холодным потом, но заставил себя кивнуть.
Женщина достала тяжелую связку ключей из ящика и открыла одну из голубых дверей, ведущих в гостиную. Уайлен услышал, как она провернула ключ в замке с другой стороны. Затем положил букет полевых цветов на стол. Их стебли сломались. Он сжимал их слишком крепко.
– Что это за место? – прошептал парень. – Что она имела в виду под «приведем ее в презентабельный вид»? – его сердце бешено билось в груди, как метроном, настроенный на неправильный ритм.
Джеспер рылся в папке, пробегая взглядом по страницам.
Уайлен склонился над его плечом и почувствовал, как его охватывает безнадежная, всепоглощающая паника. Слова на странице были для него не более чем бессмысленными закорючками, черной массой лапок насекомых. Он боролся, чтобы сделать вдох.
– Джеспер, пожалуйста, – взмолился он тонким и пронзительным голосом. – Прочти ее мне.
– Прости, – спешно ответил тот. – Я забыл. Я… – Уайлен не мог понять выражение на его лице – грусть, недоумение. – Уайлен… кажется, твоя мама жива.
– Это невозможно.
– Твой отец поместил ее сюда.
Уайлен покачал головой. Такого не могло быть.
– Она заболела. Легочная инфекция…
– Он заявляет, что она – жертва истерии, паранойи и мании преследования.
– Она не может быть жива. Он… он снова женился. Как же Элис?
– Думаю, он назвал твою мать сумасшедшей и использовал это как основание для развода. Это не церковь, Уайлен. Это психиатрическая лечебница.
Святая Хильда. Его отец переводил им деньги каждый год – но не в качестве благотворительного пожертвования. За ее содержание. И их молчание. Комната внезапно закружилась.
Джеспер посадил его на стул за столом и надавил на лопатки Уайлена, заставляя его наклониться.
– Опусти голову между колен, смотри в пол. Дыши.
Уайлен убедил себя сделать вдох, выдох, посмотреть на очаровательные синие тюльпанчики в белых плиточных квадратах.
– Расскажи все остальное.
– Тебе нужно успокоиться, или они поймут, что что-то не так.
– Расскажи мне все остальное.
Джеспер шумно выдохнул и продолжил переворачивать страницы в папке.
– Сукин сын! – воскликнул он через минуту. – В папке есть документ о передачи полномочий. Копия.
Уайлен не отрывал глаз от плиточного пола.
– Что? Что там?
Джеспер зачитал:
– «Этот документ, засвидетельствованный перед глазами Гезена в соответствии с порядочным ведением дел людей, вынесенный юридически обязательным по решению судов Керчии и ее Торгового совета, означает передачу всей собственности, имущества и законных владений Марьи Хендрикс Яну Ван Эку для управления ими, пока Марья Хендрикс не будет снова правомочна вести собственные дела».
– Передача всей собственности, – повторил Уайлен. Что я здесь делаю? Что я здесь делаю? Что она здесь делает?
В замке голубой двери повернулся ключ, и женщина – сиделка, догадался Уайлен, – проплыла обратно в комнату, разглаживая передник своего платья.
– Мы готовы, – сказала она. – Сегодня она довольно послушна. С вами все хорошо?
– У моего друга слегка закружилась голова. Слишком много солнца после долгих часов в конторе господина Смита. Можно попросить вас принести стакан воды?
– Конечно! – ответила сиделка. – Ох, у вас действительно немного нездоровый вид.
Она снова исчезла за дверью, следуя той же процедуре по открытию и закрытию замка. Хочет убедиться, что пациенты не сбегут.
Джеспер присел перед Уайленом и взял его за плечи.
– Уай, послушай меня. Ты должен взять себя в руки. Можешь это сделать? Если хочешь, мы уйдем. Я скажу ей, что тебе плохо, и просто проведаю твою маму сам. Можем попытаться вернуться через…
Уайлен сделал глубокий, прерывистый вдох через нос. Он не мог осознать, что происходит, не понимал, как это возможно. Просто делай одно дело за раз. Этому приему научил его один из преподавателей, чтобы попытаться не дать ему перегружать себя содержанием страницы. Это не срабатывало, особенно когда над ним нависал отец, но Уайлен нашел ему другое применение. Одно дело за раз. Вставай. Он встал. С тобой все в порядке.
– Я в порядке, – сказал он. – Мы не уходим.
Это единственное, в чем он был уверен наверняка.
Когда сиделка вернулась, он взял у нее стакан воды, поблагодарил и выпил его. Затем они с Джеспером последовали за ней через голубую дверь. Он не смог заставить себя собрать увядшие полевые цветы, разбросанные по столу. Одно дело за раз.
Они миновали закрытые двери и какой-то тренажерный зал. Откуда-то доносились стоны. В просторной гостиной две женщины играли в игру, похожую на «Риддершпель».
Моя мама мертва. Она мертва. Но он в это не верил. Уже нет.
Наконец сиделка вывела их на застекленное крыльцо, находившееся на западной стороне здания, чтобы поймать все тепло солнечных лучей. Одна стена полностью состояла из окон, и через них виднелись зеленые просторы больничного газона и кладбище вдалеке. Симпатичная комнатка с безупречно чистым плиточным полом. На мольберт у окна опирался холст с наброском пейзажа. К Уайлену пришло воспоминание: его мама стоит за мольбертом в саду дома на улице Гельдштрат, запах льняного масла, чистые кисти в пустом стакане, ее задумчивый взгляд, оценивающий линии эллинга и канала за ним.
– Она рисует, – сухо произнес Уайлен.
– Постоянно, – радостно кивнула сиделка. – Наша Марья настоящая художница.
Женщина сидела в инвалидной коляске, опустив голову, словно изо всех сил пыталась не заснуть. На ее узкие плечи были накинуты пледы. Лицо было в морщинах, волосы потускнели до янтарного оттенка с проседью. «Цвет моих волос, – осенило Уайлена, – словно их оставили выцветать на солнце». Он почувствовал облегчение. Эта женщина была слишком старой, чтобы быть его матерью. Но затем она подняла голову и открыла глаза. Они были ясные, карие – неизменные и безмятежные.
– К вам посетители, госпожа Хендрикс.
Губы его матери задвигались, но Уайлен не разобрал ни слова.
Она окинула их цепким взглядом. Затем на ее лице проступило сомнение, оно стало рассеянным и недоуменным, словно ее покинула уверенность.
– Я… Я вас знаю?
У Уайлена сдавило горло. «Узнала бы ты меня, – задумался он, – если бы я все еще выглядел как твой сын?» Ему с трудом удалось покачать головой.
– Мы встречались… очень давно. Когда я был еще ребенком.
Она хмыкнула и посмотрела на газон.
