Однажды во время одного из концертов черная девушка выскочила на сцену, сорвала с Джеймса Брауна его розовую накидку и бросила ее в зал. Народ принялся рвать накидку на части. Мне достался кусочек размером с салфетку, который долгое время был самой дорогой для меня вещью. Матери тоже нравились многие песни Джеймса Брауна, и она была рада, что я принес домой розовый обрывок бессмертия.
Я понимал, что мне не под силу воссоздать звук и ритм Джеймса Брауна. Это было просто невозможно. Тем не менее группа, в которой я играл, была не самой последней. Ее организовал певец Большой Эд. Ему было уже за двадцать. Этот парень ушел служить во Вьетнаме, и мы продолжали играть без него. Потом он вернулся и снова взял в руки микрофон, словно никуда и не уезжал. По меркам провинции, он давал вполне приличное шоу: орал и катался по сцене, броско, хотя странновато, одевался (он был верзила под метр девяносто, но штаны у него были короткими, а шелковые халаты сидели на нем как-то чудно). В глубине души я осознавал, что с этой группой вряд ли стану богатым и знаменитым. Это побудило меня подыскать работу на время каникул и на выходные.
После возвращения из Вьетнама у Большого Эда случались причуды. Однажды мы с Гарвином зашли к нему домой, чтобы обсудить песни, которые собирались исполнить в тот вечер на концерте. В его комнате работал телевизор. Мы спокойно разговаривали, как вдруг Эд достал пистолет, прицелился прямо над моей головой и выстрелил в экран. Бум! Телевизор исчез в дымке битого стекла. Большой Эд отложил пистолет в сторону и как ни в чем не бывало продолжил беседу:
– Крис, так какие песни мы сегодня будем исполнять?
Мы с Гарвином поспешили покинуть квартиру.
– Ну и ну, – сказал я, – можно было, как все нормальные люди, просто канал переключить.
Оказывается, он уже расстрелял не один телевизор, и его мать прикрывала собой свой телевизор, когда сын заходил в ее комнату.
Мы баловались травкой, чтобы успокоить нервы. Пару дней спустя мы с Гарвином сидели в припаркованной машине Большого Эда и курили «косяк». К нам подъехала полиция, но мы успели выкинуть окурки в окно.
Полицейские приказали нам выйти из машины и обыскали салон, в котором стоял дым коромыслом. Полицейские не нашли марихуаны, но один из них заявил:
– Чувствую запах марихуаны – значит, вы ее курили. Я должен вас арестовать.
– Чувак, запах не вещдок, с ним в суд не пойдешь. У нас ничего нет, – спокойно ответил ему Большой Эд.
Полицейский очень удивился, и ему не оставалось другого выхода, как ограничиться предупреждением.
После этого случая я стал еще больше уважать Большого Эда. Он, конечно, расстреливал телевизоры, но при этом в критических ситуациях вел себя собранно и спокойно.
Марихуана в конце 1960-х – начале 1970-х годов была не такая сильная, как сейчас. Я в то время больше курил, чем пил. Но я старался не обкуриваться, потому что должен был быть готов к любым неожиданностям Фредди.
Однажды после концерта мы с братанами сильно курнули, и я пошел домой. На меня напал жор, и я спустился в подвал к холодильнику. Открывая дверцу холодильника, неожиданно услышал странные звуки. Обернулся и увидел, что на меня смотрит живой гусь. Я не знал, что и думать: то ли слишком обкурился, то ли Фредди решил открыть в подвале зоопарк.
Как выяснилось, Фредди купил живого гуся для того, чтобы мы съели его на ужин в воскресенье. Так мне он объяснил, когда я проснулся на следующее утро. Фредди попросил меня помочь ему отрубить гусю голову, и я вышел во двор, где он уже приготовил полено, на котором собирался отрубить птице голову.
Был полдень, а от Фредди уже несло перегаром; в руках у него был топор. Похоже, судьба дает мне шанс осуществить то, о чем я мечтал уже много лет, – убить Фредди.
И не спешил браться за топор. Фредди заявил:
– Ладно, если тебе слабо, тогда сам держи гуся, а я отрублю ему голову.
Я понял: если позволю ему взять в руки топор, то рискую остаться без пальцев, и решил сам отрубить голову гусю.
Поднял топор и посмотрел на присевшего у полена Фредди. В какую часть тела Фредди мне направить топор? Я должен прикончить его одним ударом. Полиция не поверит, что я промахнулся, если зарублю его несколькими ударами. Выдохнул и подумал: сколько раз я мечтал об этом… Потом с силой махнул топором и отсек гусю голову.
Проклятье! Когда судьба дала мне шанс, оказалось, что у меня кишка тонка.
– Молодец, – похвалил меня Фредди. – А теперь его надо ощипать, выпотрошить и пожарить.
Только через несколько лет после этих событий я понял, как круто могло изменить мою жизнь убийство Фредди. Но тогда я был очень недоволен собой. И успокаивал себя тем, что в моей жизни оставался еще один человек, которому должен отомстить.
Возможно, прогулки на лодке с дядей Генри, когда мне было восемь лет, его рассказы о далеких странах и женщинах, которых он там видел, повлияли на мой выбор после окончания школы. В общем, я пошел в армейский призывной пункт.
В Милуоки меня больше ничего не удерживало. Весной 1970 года, во время «мартовской лихорадки», когда смотрел матчи по телевизору, мать сказала мне, что если захочу, то смогу заработать миллион долларов. Я не знал, что готовит мне судьба, но понимал: настала пора покинуть свое гнездо.
Оглядываясь в прошлое, могу утверждать, что мне повезло и я родился вовремя. Я помню себя начиная с 1950-х годов. К счастью, когда стал совершеннолетним, обязательная воинская повинность была отменена. Родись я на пару лет раньше, мог бы угодить во Вьетнам.
Летом 1971 года мне было семнадцать лет и я заканчивал школу. Однажды шел по Висконсин-авеню, и мой взгляд остановился на витрине магазина военной одежды. В витрине я увидел девушку, которая приложила к телу майку, пытаясь понять, подходит ли ей размер. Я влюбился в эту девушку с первого взгляда, словно Амур пронзил мое сердце своей стрелой.
Я вошел в магазин и представился. Ее звали Шерри Дайсон. Она была из Вирджинии и училась в колледже Морган, а в наш город приехала навестить родственников. На ее голове красовалась прическа афро, а грудь была неописуемой красоты. Вообще ее красота была не гламурной, а очень реальной. Она была доброй, умной, с чувством юмора, и мы с ней быстро разговорились. После нашей первой встречи мы два дня просто болтали.
Шерри не знала, что я на четыре года младше, но после того, как мы вместе сходили в кино на фильм «Лето 1942-го», в котором рассказывается о любовной связи мальчика и взрослой женщины, мне пришлось сказать ей, сколько мне лет. Даже сейчас, когда слышу мелодию из этого фильма, чувствую, будто мне снова семнадцать и я влюблен в Шерри Дайсон, красавицу из состоятельной семьи в Ричмонде, штат Вирджиния. У ее отца было агентство ритуальных услуг A. D. Price Funeral Home, а ее мать работала школьной учительницей. Шерри выросла в большом и красивом особняке по адресу Хэйнс-авеню, Ричмонд, Вирджиния. Никогда не забуду этот адрес, потому что отправил по нему множество открыток и писем.
