– Спасибо, – пробормотал я. Девушка, наверное, даже и не подозревала, что эти деньги я потрачу на ужин в расположенном поблизости ресторанчике под названием Mosell’s. Нам с сыном нравилось, что в этом заведении готовили по-домашнему.
После этого случая черная сестричка и некоторые ее подруги стали регулярно давать Кристоферу деньги. Скажу больше: иногда без их помощи мы с Кристофером остались бы без ужина. Порой, когда денег у меня совсем не было, я сознательно медленно катил коляску по тротуару в том месте, где обычно стояли девушка и ее подруги, и украдкой посматривал по сторонам, пытаясь понять, вышли ли они на работу. В помощи этих женщин было что-то очень благородное. Они никогда ничего не просили взамен. То, что они делали, было проявлением их доброты. В безденежные дни, бродя по пустыне жизни, я мог надеяться только на то, что Господь пошлет нам через них свою манну небесную.
С тех пор никогда не позволял людям в моем присутствии неуважительно отзываться о проститутках. Я не отношусь к сторонникам проституции, но считаю, что это личное дело женщин и ко мне не имеет никакого отношения.
Мое дело – работать на Уолл-стрит.
Я улыбался и звонил. Я был повелителем телефона, господином телефонной связи, идеальным продавцом, обзванивавшим людей с нуля. Это был мой способ заработка. Мой выход из сложившейся жизненной ситуации. Каждый из двух сотен звонков, совершенных за день, был словно чайной ложкой земли, которую я копал, чтобы прорыть туннель и выбраться из тюрьмы. Конечно, я оставлял сына не в самом лучшем детском саду, и у меня не было времени для перекуров на работе. Нужно всегда быть позитивным и настойчивым и выполнять дневную норму. Я не мог себе позволить сегодня немного расслабиться, а завтра наверстать упущенное. О нет. Я должен решать стоящие передо мной задачи, потому что никто не поможет мне и не даст «наводки», в отличие от Дональда Тернера, у которого старший брат работает в компании. У меня было маловато опыта, и я не накопил налаженных контактов и старых клиентов. Каждый телефонный звонок – это мой шанс приблизиться к тому, чтобы обзавестись собственной квартирой, а также сделать счастливой нашу с сыном жизнь.
Зачастую я, ничего не объясняя коллегам, брал Кристофера с собой на работу. Все уходили из офиса в 5.00 или в 5.30 вечера, а я оставался и продолжал звонить. Потом мы с Кристофером ложились под столы и засыпали. Все в офисе привыкли к тому, что я рано прихожу и поздно ухожу, поэтому никто не подозревал, что мы ночуем в конторе. Коллеги вечером выходили из офиса со словами:
– Не сдавайся!
В 7.30 или в 8.00, когда сотрудники приходили на работу, я уже висел на телефоне, а Кристофер рисовал или рассматривал книжки с картинками. Ему еще не было двух лет, но он обладал удивительной способностью занимать себя сам и не отвлекал меня от дела.
Единственным человеком, который подозрительно на нас посматривал, был менеджер отделения. Он обычно появлялся в офисе раньше остальных сотрудников, но ни разу не спросил меня, как мне с маленьким ребенком удается оказаться в офисе первым. (Уверен, такой вопрос приходил ему в голову.)
Насколько мне известно, никто не заподозрил меня в том, что мы с Кристофером ночевали в конторе в те вечера, когда нам некуда было пойти. Никто не знал, что мы спали в офисе: я успевал утром отвести его в сад и вернуться в офис или забирал его из сада после работы и снова возвращался с ним в контору. Коллеги, безусловно, отмечали мое рвение. Но даже они не представляли себе, насколько сильно я жаждал добиться успеха.
Я решил наработать собственную клиентскую базу, поэтому мои денежные поступления росли не так быстро, как мне хотелось бы. Нужно было создать атмосферу доверия со своими клиентами. Мою работу можно было сравнить с крестьянским трудом: ты сажаешь семена в землю, поливаешь их и растишь до тех пор, когда плоды созреют. Мой «рабочий цикл сбора урожая» составлял от четырех до шести месяцев, а иногда и дольше. В моем рабочем цикле была зима, то есть период, когда все замирало и у меня не было никаких финансовых поступлений. Я экономил буквально на всем и, жонглируя сумкой, кейсом, упаковкой памперсов и зонтиком, переселялся из отеля «Пальмы», в котором комната с цветным телевизором стоила двадцать пять долларов в сутки, в мотель для дальнобойщиков – там комната с черно-белым телевизором обходилась в десять долларов. Этот мотель был расположен на съезде бесплатной трассы, и его клиентами были дальнобойщики и проститутки. После ужина мы возвращались в мотель, запирали дверь и не выходили на улицу даже в хорошую погоду.
По выходным, если не было дождя, мы гуляли в парках и пользовались любыми возможностями бесплатных развлечений. Одним из наших любимых был парк Голден-гейт, в котором Кристофер играл в песочнице или карабкался по игровым комплексам, а я задумчиво раскачивался на качелях, пытаясь понять, как дожить до завтра. Однажды нам хватило денег лишь на то, чтобы доехать на общественном транспорте до мотеля дальнобойщиков и заплатить за номер.
– Кристофер, сегодня вечером есть и пить не будем, – объяснил я заплаканному сыну. – Пить и есть будем в другой раз.
Когда проблема выбора возникла передо мной в следующий раз, я сдался на просьбы голодного сына и купил ему еду. Ночь была теплой, поэтому можно попытаться заснуть прямо на лужайке в Юнион-сквер.
Мы спали в той части парка, которая прилегает к Hyatt Hotel. Так было немного приятнее и, казалось, безопаснее. Диагонально к парку располагался неблагополучный район Тендерлойн, в котором я жил, когда переселился в Сан-Франциско.
Сан-Франциско стал мне ближе. Я не просто знаю холмы этого города – мне известен их угол наклона. Даже подсчитал количество шагов, необходимых для того, чтобы закатить детскую коляску на вершину холма; знаю, сколько улиц надо пройти, чтобы обогнуть холм и на него не взбираться; и даже знаю, где именно растрескался асфальт. Это не симптом навязчивого состояния, это вопрос выживания: балансируя с кучей вещей в руках, я должен докатить коляску с ребенком из пункта А в пункт Б.
Зима 1982/83 года выдалась дождливой, поэтому ночевки в парках и прогулки по выходным были нечастыми. Раньше я избегал точек раздачи бесплатной еды, но в ту зиму у меня не было ни денег, ни выбора. Мы начали ходить в методистскую церковь Glide Memorial в районе Тендерлойн, в которой святой отец Сесил Уильямс и его помощники раздавали еду для бездомных и голодных в расположенной в подвале кухне. Там кормили три раза в день, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году.
Проще всего можно было попасть на кухню сразу после воскресной службы, если ты, конечно, на ней присутствовал. Для этого надо было, не выходя из здания, просто спуститься в подвал. В этом случае не приходилось стоять в длинной очереди, протянувшейся вокруг церкви. Но каким бы образом ты ни попал в кухню – из очереди на улице или из церкви после службы, – ты брал поднос и становился в ряд вместе с остальными. Я смотрел на окружавших меня людей. Среди них были только взрослые. По внешнему виду некоторых можно было сказать, что у них есть работа, а некоторые были, вне всякого сомнения, безработными.
