– Я хочу в туалет, – сообщил мне Кристофер, когда мы подъезжали к нашей станции. Мы вышли из вагона, и я повел его в туалет, расположенный прямо на платформе. Это индивидуальная кабинка; я был уже здесь и помнил, что дверь в ней запирается. Мы вошли в туалет, и тут меня осенило, что в принципе из туалета можно не уходить. Здесь мы можем спокойно отдохнуть, умыться и даже поспать.
– Мы сейчас здесь переждем, – объяснил я сыну. – Сейчас час пик, так что нам нет смысла торопиться. Главное, надо сидеть тихо, понимаешь меня?
Я предлагал ему сыграть в игру под названием «Т-с-с-с-с». Главное и единственное правило в этой игре: сидеть тихо и не обращать внимания на громкие стуки в дверь.
Станция метрополитена MacArthur – одна из крупнейших в городе. Здесь много людей, поэтому метрополитен старается содержать туалеты в чистоте. Через несколько минут в дверь туалета уже стучались. Людям хотелось попасть в туалет, и они не желали ждать. Но потом раздавался звук приближающегося поезда, и человек понимал, что, возможно, быстрее доедет до дома, чем дождется, пока из туалета выйдут. Время шло, и в дверь туалета стучались все реже.
Туалет представляет собой помещение без окон и без дневного света. Стены и пол выложены кафелем, размер туалета приблизительно три на полтора метра. В нем есть раковина, над которой висит зеркало. Если выключить свет, то становится совсем темно, поэтому можно спокойно и быстро заснуть. Кристоферу повезло: он мог спать где угодно. При всех удобствах туалета я понимал, что в нем надо ночевать как можно реже, но в течение тех двух тяжелых недель мы спали там часто.
В тот период я жил двойной жизнью. После работы и в выходные мы с Кристофером попадали на темную сторону калифорнийской мечты – заходили в лобби дорогих отелей, чтобы не мокнуть под дождем, и я мечтал провести ночь где угодно с кроватью за закрытой дверью, но только не в туалете на станции метро. А днем жил как человек, который стремится осуществить свою мечту, вкалывал, как оголтелый, и обожал свою работу. Спустя много лет мою фирму выбрали в качестве управляющей компании, занимавшейся продажей и размещением облигаций на сумму в сотни миллионов долларов, которые были выпущены муниципальной компанией BART
[52]. Думаю, что на это решение повлиял мой честный ответ совету директоров BART:
– Я знаю вашу транспортную систему лучше, чем брокеры из Merrill Lynch или Solomon Brothers, потому что в свое время жил на станциях метро.
В то время отель для бездомных был моим спасением и пристанищем. Тем не менее я установил для себя границы того, как долго буду в нем жить. Бесспорно, никто меня не подталкивал, не торопил и не выгонял. Я размышлял так: если могу поспать в метро или в туалете, то комната в отеле для бездомных Concord Plaza точно не пропадет, и ее получит кто-нибудь другой.
Одним из преимуществ ночевок в туалете на станции метро было то, что никто тогда не додумался до того, что там можно спать, следовательно, в туалет не стояло очереди. К тому же туалет был всегда открыт, поэтому не надо было туда торопиться и бежать, как в отель для бездомных. Если я успевал в отель и получал комнату – прекрасно, а если запирался в туалете на станции метро и мне никуда не надо тащить наши вещи – тоже неплохо.
Часто я задавался вопросами: «Зачем мучить себя и своего ребенка? Почему бы не воспользоваться накопленными деньгами и не снять комнату в мотеле? Почему я не хочу разменивать 20-долларовую банкноту для того, чтобы переночевать в мотеле для дальнобойщиков?» Я следовал интуиции, которая подсказывала мне: если разменять двадцать долларов, может случиться так, что нам нечего будет есть. Двадцать долларов была и есть абсолютно реальная сумма, на которую можно что-то купить. Но стоит разменять деньги, и у тебя быстро остается пятнадцать, двенадцать, семь, а потом и вовсе четыре доллара. Деньги улетают мгновенно. А когда в бумажнике лежала хрустящая 20-долларовая банкнота, я чувствовал себя спокойно и знал, что с нами ничего плохого не случится.
Любая трата денег вызывала во мне внутреннюю борьбу. Но дело не только в этом. Происходила более серьезная внутренняя борьба между мной и силами, которые контролируют мою судьбу. Именно эти силы в свое время не дали матери возможности осуществить свою мечту. Те силы, которые не позволили ее отцу и мачехе помочь матери материально, чтобы она получила образование в колледже. Силы, из-за которых мой собственный отец не участвовал в моем воспитании. Эта сила выразилась в отношении Фредди к моей матери, в том, что он бил и психологически ломал ее, и в системе правосудия, упрятавшей мать в тюрьму за то, что она пыталась освободиться от насилия. Восемь долгих месяцев, пока я был бездомным, внутренний голос говорил: тебе не разорвать эти путы, как не смогла их разорвать твоя мать. И по мере приближения к финальной черте, к концу моих мытарств, этот голос звучал все громче. Этот голос смеялся надо мной, как в свое время это делал Фредди:
«Ах ты хитрожопый ублюдок, думаешь, ты самый умный?! Думаешь, научился читать, сдал тест и перестал быть вислоухим говнюком?! Да кто ты такой? Что ты возомнил о себе?»
Иногда этот внутренний голос приводил аргументы, которые были не в мою пользу:
«Ты разве не понимаешь, что социально-экономические условия определяют твою судьбу? Тебе не вырваться из порочного круга нищеты. Ты вырос в семье с одним родителем и сейчас входишь в число двенадцати процентов людей, которые имеют работу, но все равно живут за чертой бедности».
Этот внутренний голос злил и подстегивал меня. Так кто ж я такой на самом деле? Я – Крис Гарднер, отец своего сына, который заслуживает лучшей судьбы и условий жизни, чем у меня. Я сын Бетти Джин Гарднер, сказавшей однажды, что могу достичь всего, чего захочу. Я просто обязан идти навстречу своей цели. Какие бы опасности ни стояли на моем пути, какие бы сложности ни возникли, я готов их преодолеть. Но чем больше сил я вкладывал в работу, чем сильнее тянул лямку, тем громче звучал в моей душе голос: «У тебя ничего не получится».
«Да кто ты такой? – говорил этот голос. – Ты что, с ума сошел?! Не обманывай себя!»
Я смертельно устал, и мне хотелось махнуть на все рукой, потратить накопленные деньги, сдаться и уехать куда подальше. В этот период душевной слабости и отчаяния ко мне наконец пришло второе дыхание, словно с небес снизошла благодать.
«Держись, – услышал я обнадеживающий голос. – Крепись и держись».
И я держался.
Наступила ранняя весна. Стало теплее, и часто шел дождь. Мои комиссии увеличились, а денег на сберегательном счету хватало, чтобы снять, наконец, дешевую квартиру. В центре Сан-Франциско снимать жилье было дорого, поэтому по выходным я начал подыскивать квартиру в Окленде.
Хозяева квартир задавали мне много вопросов:
– Как долго вы работаете на вашей работе? Вы женаты? Как получилось, что вы живете с ребенком, но без жены? Как мужчина в одиночку может воспитать и вырастить ребенка?
