– Так, – кивает Ратмир. – Сделаешь – и в долгу перед тобой не останутся. Я уже направил прошение в Совет Ордена на передачу тебе ничейных земель на востоке, и оно устно одобрено Минилем, так что с Советом проблем не будет.
– Он же и голову в том шторме сложить может… – неуверенно пытается возразить Пест.
Ратмир смотрит в глаза юноши, поднимает руки ладонями вверх, изображая весы, и твердо произносит:
– Сейчас твоя очередь решать: клятва с Людвига и дворянство с землями, – учитель качнул одной рукой, а затем второй, – …или простой наместный маг на государевых землях… пока государевых.
* * *
Пест складывал в мешок нехитрые подарки для рода: набор швейных иголок, несколько небольших свертков яркой разноцветной ткани, упругий мешочек с охотничьими наконечниками для стрел и горшочек с пряностями, которые он приобрел у южного купца. Рядом с мешком лежал сверток, источающий неповторимый аромат медового хлеба.
– Уходишь? Насовсем? – послышался голос Людвига из-за спины.
– Домой, в родное село пойду, – не оборачиваясь, отвечает Пест. – Надо со старшим говорить, за дело большое.
– А как же тренировки? Мы же с тобой…
– Завтра к утру вернусь, – прервал Людвига юный ведун. – Продолжай упражнения, как в книге писано.
– Тебе же до села месяц пешком идти.
– Это если пешком, – хмыкнул Пест и закинул мешок за спину. – В Тень пойду, хозяина просить до села довести.
Пест подхватил сверток с хлебом и повернулся к Людвигу.
– Я за город через портовый район пойду, слово мне там сказать надо, – хлопнув по плечу Людвига, юноша вышел из комнаты и направился прямиком в портовый район.
Чем ближе Пест подходил к портовому району, тем чаще приходилось здороваться. Кого-то он еще помнил, некоторые люди ему были абсолютно незнакомы. Хромая Марта – кивок, пекарь Карим – кивок, незнакомый мужчина с густой шевелюрой – опять кивок…
Юноша остановился и взглянул в спину мужчины.
– Точно! Отвар на волос головы крепкий…
У памятного фонаря на перекрестке безымянных улиц его уже ждал Мастер портовых шаек.
– Рад, что вы все же нашли время нас навестить, – с улыбкой произнес Мастер.
– Ваш брат просто так не зовет, – произносит Пест, разглядывая самую обычную одежду простолюдина на Мастере. Вид одежды был невзрачный, даже пара заплат красовались на локтях.
С лица собеседника тут же сползла улыбка.
– В городе появились пришлые, – начал рассказ Мастер. – Люди с севера.
Пест почувствовал что-то неладное. Нехорошее предчувствие закралось глубоко и начало ныть где-то за лопаткой.
– Страшные вещи говорят, – тем временем продолжил Мастер. – Мол, с севера твари пошли в набег, но не толпой, мелкими отрядами. Вырезают селения, бьют приграничные патрули. Сами на здоровых троллях ездят, и оттого их патрули взять не успевают. Кто мог – побежал с севера куда глаза глядят.
– Где они?
– А кто где. Первых в город пустили, а когда их много пришло – пускать не стали, побоялись. За воротами десятка два сидит. Говорят, и раненые есть, и больные. Целыми семьями со своих земель бежали.
Пест кивнул головой и молча пошел к воротам. Мастер пристроился рядом с Пестом и продолжил взволнованно говорить:
– Ты бы глянул, Пест. Помнишь, как сын мой чуть в тварь не обратился? Может, и среди них есть такие же, больные. Как бы не вышло чего. А в город их не пустят, самим жрать не всегда есть, а тут еще рты голодные. Наши ребята бегали к ним, узнавали. Среди северян мастеров нет, тех уже в других городах и селах пристроили. Там только пахари да батраки.
За поворотом уже показались ворота, и Пест все же решил ответить.
– Всех погляжу, кого найду.
– А куда их потом? Они же и разбойничать начать могут.
– Вы бы харчей каких собрали в дорогу им, я их дальше отошлю.
– Думаете, уйдут?
– Уйдут. Я их в свои земли отправлю, землю пообещаю, – произносит Пест и останавливается. Заглядывает в глаза Мастера. – Ежели они сюда от Северного моря дошли, то и до земель моих за Ультаком дойдут.
Пест продолжает путь за ворота, а Мастер остается стоять, задумчиво глядя в спину Песта.
– Старшой, так чего делать-то? – слышится голос одного из сопровождающих бугаев.
– Пробегитесь по торгашам, харчевням и мастеровым. Пусть еду дают, кто сколько может, чтобы не сильно в убыток. Из расчета на два десятка душ. Много не бери, чутка со всех – оно не в тягость будет. Еду потом к Песту за ворота отнесете.
Пест тем временем уже прошел ворота и увидел необычную картину.
Справа на поле у ворот сидели люди, словно чего-то ждали. И не два десятка, а четыре как минимум. В поле стоит всего один неказистый шалаш из веток, и все. Парочка подростков стояли у дороги и что-то высматривали со стороны ворот. Люд был грязный, в рваной одежде, без вещей и тюков с пожитками, без телег и скотины. С первого взгляда таких можно было бы принять за лихой люд, если бы не женщины, дети и старики.
Пест направился к ним, на ходу доставая повязку на глаза. Как только подросткам стало видно, что юноша с повязкой на глазах идет к ним, они сорвались бегом к остальным. Толпа тут же пришла в движение. От нее отделился один седой мужик и пошел навстречу.
– Огня в груди и хлада в голове, Ломаный грош! – поприветствовал мужчина Песта.
– И тебе здравия, – поздоровался смутившийся Пест. – Вы ли людом будете, что с севера пришёл?
Мужчина кивнул, а Пест оглядел осунувшиеся лица людей, перевязанные грязными тряпками раны, и с грустью вздохнул.
– Идти дальше сможете?
– Сможем, но далеко не уйдем. Раненых и больных много.
– Веди их ко мне, – обреченно скомандовал Пест и устало уселся прямо на землю.
К Песту по одному подходили люди. Каждый перед осмотром протягивал ему плоский кусочек меди. Пест сначала не понял, что это, но потом, рассмотрев кусочки меди, обнаружил почти стертую и не читаемую чеканку. Кусочки меди оказались самыми обычными кусками грошей, самой мелкой монеты Гвинеи. Грошей, видимо, на всех раненых и больных не хватало, и монеты просто ломали.
Больные подходили разные. Кто со сбитыми в кровь ногами, кто-то с переломанной рукой, кто-то с гнойными ранами, явно от меча или ножа. Когда юноша первый раз увидел ровные, явно резаные раны на молодой женщине, то спросил:
– Твари северные?
– Нет. Наши, гвинейские.
– Лихие, что ль?
– Нет, благородные, – мотнула девушка головой. – Когда мы в чужой удел входили, нас за лихих приняли и били без разбору. Лесами уходили, чтобы насмерть не посекли, а слушать нас никто не слушал. Смотреть не смотрели, что дитя, что старик.
