– Меня не интересуют деньги, – сказал Игорь Владимирович.
– А что, у вас их много? – оживился Рома.
– Помолчи, неугомонный карла! – оборвал его Стольберг. – Повторяю, сокровища можешь забрать себе. Копаться в барахле из скифских курганов – унизительно для ловца бессмертных душ. Но...
– Не беспокойтесь, я и один с удовольствием унижусь, – оскалился Рома.
Игорь Владимирович пропустил его замечание мимо ушей.
– Но, – повторил он. – Выходя за тебя замуж, она наденет тебе на палец кольцо. Это кольцо досталось ей от отца...
– Тоже скифское? – глаза Ромы жадно блеснули.
Советник покачал головой.
– Нет. Профессор вел немало успешных изысканий по всему миру. Он имел чутье... Но для тебя это кольцо не представляет ценности. Оно даже не золотое.
– Да ладно! – Рома недоверчиво уставился на Стольберга. – Какое же оно обручальное?!
– Оно и не обручальное.
– А какое?
– Пусть это останется моей маленькой тайной. Ты отдашь кольцо мне, а взамен получишь все, что профессор нашел в своей последней экспедиции.
– А вдруг там ничего стоящего? – с купеческой хитрецой усмехнулся Рома.
– Девяносто шесть предметов, – небрежно бросил Стольберг. – ожерелья, браслеты, зарукавья, гривны со львами, тельцами и змеями. Глаза – рубиновые.
Рома сглотнул всухую, забыв о пиве.
– Но никто не знает, где это спрятано. Придется отворять кровь дочери. Твоей, между прочим, невесты. Невесты, карла! Кстати, как ты намерен поступить с ней в дальнейшем?
– Да никак не намерен, – отмахнулся Рома. – Бритвой по горлу, и в колодец, как здесь говорят. А старушек – топором в темячко. Тоже проверенный метод.
– Ах, карла, карла, – Стольберг брезгливо отвернулся.
Небо за стеклом потемнело. Начал накрапывать дождь. Приоткрытая рама окна поскрипывала от порывов ветра. Прохожие на улице торопились по домам, кое-кто спрятался под козырьком кафе.
– Странно, – произнес Стольберг. – Эту барышню я сегодня уже видел...
– Какую барышню? – Рома тоже обернулся и успел увидеть отпрянувшую от стекла Марину.
– Да ведь это она! – завопил он, вскакивая. – Она все слышала!
Марина бежала темными улицами, в лицо ей хлестал дождь, он барабанил по жестяным трубам и крышам подвалов, от этого казалось, что позади, то вдалеке, то совсем близко, гремят шаги преследователей. Повернув за угол, Марина с размаху налетела на кого-то, вскрикнула испуганно, но сейчас же узнала оранжевую жилетку дворника.
– Я же говорил, душиза! – прокричал он, – Будет дождя! Зачем дома не сидишь?
– Имомали! – взмолилась Марина, вцепившись в его руку. – Пожалуйста! Проводи меня домой! Мне страшно!
– Какой базар! – засмеялся дворник. – Давай, пошли!
И тихо добавил:
– Правда, я еще обед не кушал...
Мама и бабушка сидели на кухне, с неудовольствием поглядывая в темноту за окном. Рядом, наброшенное на спинку стула, распустило пышные складки белое подвенечное платье Марины.
– Где ее до сих пор черти носят?! – ворчала бабушка. – Вымокнет, простудится, вот вам и вся свадьба! Предупреждаю: я не вынесу ни дня отсрочки!
– Понимаю ваше нетерпение, госпожа, – смиренно склонилась мама. – Но позвольте выразить уверенность, что все обойдется. Она – здоровая девочка...
– Плевать мне на ее здоровье! – вспылила бабушка. – Мне нужно, чтобы она завтра надела платье! А лучше – сегодня!
– Наденет, никуда не денется, – прошелестело платье.
– Заткнись, саван! – прикрикнула на него бабушка. – Не для того я столько лет пряталась по лесам, спасалась от облав, пробиралась правдами и неправдами в этот постылый город, не для того прикидывалась родней этой богом оставленной дуры, чтобы теперь еще выслушивать ваши идиотские увещевания! У меня нет больше сил терпеть! Мне нужно ее сердце! И моя молодость.
– Я убеждена в вашей победе, госпожа! – тихо проговорила мама.
– Убеждена она... – прорычала бабушка, медленно успокаиваясь и пряча клыки. – Еще бы не убеждена! Тоже, небось, рассчитываешь на кусочек тепленького сердечка?
– Все во власти моей госпожи... – прошептала мама.
– То-то же... – бабушка прислушалась. – Тихо! Идет! Ну, наконец-то!
Входная дверь распахнулась, и на пороге появилась Марина в сопровождении Имомали.
– Эт-то еще что такое?! – грозно спросила мама.
– За мной гонятся! – закричала Марина. – Имомали, закрой дверь! Не пускайте их! Не пускайте!
Она в ужасе бросилась в спальню. Дворник хотел было захлопнуть дверь, но сейчас же был отброшен страшным ударом снаружи. Дверь разлетелась в куски, и в квартиру ввалились Рома со Стольбергом.
– Карла, кончай этих! – скомандовал Советник. – Пора заняться делом.
Рома распахнул пиджак и вынул из пришитой внутри петли топор.
– Тварь я дрожащая, – проорал он, бросаясь на бабушку, – или право имею?!
Но дорогу ему вдруг с неуловимой быстротой заступила мама. В обеих руках у нее разом блеснули два тонких лезвия. Ударом ноги с разворота она обезоружила Рому, и тут же пригвоздила его к стене одним из стилетов. На лице гнома появилось изумленное выражение, ноги укоротились и перестали доставать до пола. Рома что-то пробулькал, захлебываясь черной кровью, и сник, вывалив из оскаленного рта длинный язык. Но мама уже не обращала на него внимания. Не останавливаясь, она совершила новый прыжок и неожиданно полоснула стилетом по лицу Имомали, отвалив ему нос и ухо.
– Ай, щайтан-баба! – взревел дэв, распахнул пасть во всю ширь и высоко подпрыгнул. Он нахлобучился на маму сверху, как мешок, и проглотил ее в один глоток.
– Сука драный! – взвизгнул он, сплюнув стилет и стараясь зажать рану на лице.
Но когти бабушки вдруг вцепились ему в затылок и с хрустом оторвали голову. Тело дэва, дергаясь в конвульсиях, покатилось по полу и замерло в углу.
Бабушка с кошачьим шипением набросилась на Стольберга, но, к собственному изумлению, пролетела сквозь него и ударилась о стену.
– Старая ведьма, а такому простому фокусу не научилась, – укоризненно сказал Игорь Владимирович, появляясь совсем с другой стороны и опуская ей на череп топор Ромы.
Кошачьи глаза бабушки вспыхнули в последний раз и погасли. Бешено хлеставший по бокам хвост повис бессильно. Бабушка мягко, как подушка, повалилась на пол.
И тут на пороге спальни появилась Марина. Сумасшедшими глазами она обвела комнату, прыгая взглядом с одного мертвого тела на другое. Игорь Владимирович отбросил топор и протянул к ней окровавленную руку.
– Кольцо!
