– Дурак ты, Витька, – говорю. – Зря мы тебя выручать пошли.
Поворачиваюсь к Перебейносу.
– Как думаешь, Гриша?
– Думаю, добавить надо, – отвечает.
Ну, душа-человек. Что ни слово, то золото...
Называется, значит, Машина. Поселковые ей такое прозвище дали. Не утруждая себя, что за Машина, потому как других машин никто, кроме стариков, отродясь не видал. А стариков-то в поселке – я да Гришка Перебейнос, остальных давно звери поели. Да и какие машины по нынешним временам? Бензину нет, а если бы и был, так на морозе, один хрен, ничего не заведешь – железо стынет, летом еще туда-сюда, а зимой крошится, как лёд. Однако же Прокентий Машину спроворил. Сама кругла да приземиста, ходит на людской тяге – двенадцать мужиков внутри прячутся, ногами толкают, а в разные стороны трубы торчат – еловыми кольями плюются. Вместо пороху – пар от котла, который тут же, в машине, топится. Хитро как-то Прокентий пар этот нагнетает до страшенного давления. Один раз напружную бочку разорвало, так думали, весь поселок с землею сравняет. Хорошо, что и так в землянках жили...
Таким порядком и двигаемся. Я с копейщиками в разведке, а Прокентий с машинистами – в машине бредут, упираются. Позади всех бабы с детишками – собачек, в три упряжки перевязанных, берегут. Опасно, конечно, ну да Бог милостив...
Одна только Зойка к Прокентию в Машину упросилась, весь поход клянчила – взял. Я давно примечаю, что она к нему клинья подбивает, глазки строит, да вздыхает украдкой. Девка бойкая, от ухажеров отбою нет, а вот поди ж ты, из всех мужиков выбрала этого хлюпика, дура...
Хотя, может, и не дура. Потому как если кто и спасет нас сегодня – так только Прокентий. Как же именно это спасение происходить будет, ни я не знаю, ни сам он, наверное.
Дома-то я с ним чуть не до драки спорил:
– Куда лезем?! А главное – за каким?! Ну, побьем мы лохмарей с косманами, ну прорвемся на Станцию, а потом что? Если они нашу планету так студят, значит и на ихней такая же погода! Да еще зверья в тысячеро больше! Здрасьте, скажем, мы к вам жить прилетели! И что? На пороге же нас и поедят, как всех других поели!
Прокентий только плечами пожимал.
– А ты, дед, откуда знаешь, что их поели?
– Так ведь не вернулся ни один!
– А зачем им возвращаться? Может, там тепло?
– Кому тепло?! Лохмарям? Да им только мороз подавай! Чем лютее, тем лучше!
– Вот именно, – кивал Прокентий. – Может быть, это обмен. У них ледниковый период кончается, климат теплеет. Стада вымирают. Вот они и нашли замерзающую планету. А нам в обмен – свою.
– Ни хрена себе – стада! – горячился я. – Почему же ихние стада нас жрут?!
Но у Прокентия на все ответ припасен.
– Мы их тоже жрем. Двум поселкам бывает трудно друг с другом договориться, а тут – две планеты! Но я думаю, в конце концов, договоримся. Только нужно встретиться... Может быть, они вообще не знают, что здесь кто-то еще остался. Может, все земляне давно живут у них, припеваючи, города строят...
Как он это сказал, так я сразу подумал: Алёна! А, может, я, и правда, рано схоронил ее? А вдруг еще когда-нибудь... В общем, поймал меня Прокентий на удочку. Заразил надеждой. Хоть и слабенькой, мерзлой, как свет от нашего солнышка, а все-таки надеждой. И не пойди он сам в поход, я бы один пошел. Думаю, и каждому в поселке он что-то такое сказал. Все пошли. До одного. И что бы теперь с нами ни случилось – обижаться не на кого...
Однако, и зевать нечего. Ишь, размечтался! Моё дело охотничье – следы разбирать. А следов что-то и не видать. Где ж стада инопланетные? Неужто иссякли? Вот было бы кстати! Но стой-ка... А ну как и Станции уже нет? Очень просто. Перегнали хозяева последнюю партию, переехали сами, да и разобрали агрегат за ненадобностью? Вот это будет концерт!
Я даже шагу прибавил – так забеспокоился. Хоть не часто приходилось в городе бывать, однако заблудиться тут трудно – улицы кольцами идут да спицами. Идем на юго-восток, холмы вдоль дороги с двух сторон, значит – Ленинградский проспект. По приметам – уж Белорусскую прошли, впереди Садовое кольцо. Где же Станция? Разобрали!
Дорога вниз пошла, вон впереди и увал большой – стена кремлевская. Но над ней – ничего. Снега кругом нетронутые. Давным-давно тут живой души не было, ни земной, ни пришлой. Никто нас не ждет, чтоб на теплую планету спасать. Что же это будет теперь? Что я людям скажу?! Привел из голодных краев в мертвую землю!
Оборачиваюсь к Витьке. Смурной идет, только глазами по сторонам стреляет сторожко, опасается. Невдомек ему, битому, что главная-то беда, похоже, уже стряслась.
– Такие-то дела, Витюня, – в первый раз после Речного я с ним заговариваю. Чего уж теперь строжиться? Без того ему досталось. – Обмишурились твои знакомцы. Зря торопились, душегубством себя поганили. Все равно опоздали.
Заволновался Витька.
– Как опоздали?! Кто тебе сказал?
– Сам смотри, – киваю. – Вот она, стена кремлевская. Тут и станция была, высотой до неба. Всему свету известно. А теперь нет ее. Видать, поздно мы хватились...
Молчит, соображает. Хлопает ресницами обындевелыми – то на меня, то на снежный увал впереди.
– Так ведь это... – кряхтит. – Они же как говорили... Не видно ее, Станцию-то. Пока близко не подойдешь...
– Что?!
Спотыкнулся я на ровном месте, полетел носом в снег. Глаза запорошило, шапка слетела, но я на то без внимания. Сбросил рукавицу, отер морду и гляжу туда, вперед!
А там, над стеной, над башнями заснеженными, проступает, как из воздуха, огромная прозрачная воронка. Точно сказано – высотой до неба! Мать Пресвятая Богородица! Дошли!
Вся ватага моя ахнула, как один человек. Остановились, смотрят. Кто и молится, не таясь. Ведь на одной вере шли, неведомо куда, за чудом пресловутым – не то былью, не то ложью. А оказалось – правда. Дошли.
И в эту самую минуту раздался вой. Где-то далеко и не поймешь, в какой стороне, протяжно прокричал лохмарь. В ответ ему – другой, третий! Да их тут полно! Вот тебе и дошли. Что, если нас уже заметили и несутся со всех сторон – стаями?
Вскочил я живо, хоть и с коленным хрустом, бегу к Машине.
– А ну, наддай, ребята! Похоже, будет теплая встреча!
– Ничего, – Прокентий отзывается. – Зойка, кидай дрова!
Дым из верхней трубы Машины повалил гуще. Ноги прибавили ходу. А вой-то все яснее – то с Арбата, то с Лубянки, а то прямо спереди, от реки. Но до Кремля мы все-таки добрались. Прошли, как на параде, мимо снежной шапки на месте Мавзолея и через пролом стены – прямо к Станции.
На этом самом месте раньше высокая колокольня стояла, и даже цоколь с воротами, вроде, уцелел, но на нем, будто гриб на ножке, обосновалась теперь хрустальная твердь. Кверху расширялась она до широты необъятной, поглядишь – кажется еще один город, перевернутый, свисает с неба острым шпилем.
