Взбурлил и, щёлкнув, облегчённо затих любимый баскаковский чайник — круглый, фарфоровый с узором, привезённый из Китая. Кружка была прозрачно-чёрного стекла, подарок Леночки. Баскаков заварил в ней алтайский травяной сбор — чабрец, курильский чай, бадан. Кусочки травы сначала сухо взмелись и закрутились в водовороте кипятка, а потом напитались водой и тихо ложились на дно, будто воспоминания.
Баскаков отпивал небольшими глотками и проверял почту. Из Уссурийска писала студентка Аня:
«Дорогой Игорь Михайлович! Я вспоминаю ваше выступление в центральной библиотеке. Вы тогда сказали, что у слова два смысла. Один литературный, а другой наш личный. Незаметненький такой, будто одно и то же слово из книги кричит, а когда тебя касается, быстрёхонько притихает. А тому грозному машет — ты кричи погромче! А я отдохну пока…
Вы рассказывали, как в одном дорогом для вас месте вы читали из новой книги. И что слова были метр в метр об этом месте, и были намного сильнее вас… И как на самых главных словах… у вас сорвался голос…
Игорь Михайлович, я правильно поняла, что любовь — это когда говоришь о земле, которая у тебя под ногами, словами, которые сильнее тебя. Да? Я начинающий поэт… Вы сказали, что слова должны быть сильнее, лучше, больше тебя? Я правильно поняла? Скажите, пожалуйста, как их… увеличить? С уважением,
Аня Сивакова».
«Дорогая Аня. Вы не начинающий поэт: вы… действующий. Конечно, я хорошо помню ту беседу в библиотеке. И как вы сказали про типы писателей. Что одни до полу секут, а другие повдоль, слоями, на близость к земле снимают. И что Достоевский и так и так берёт, поэтому у него все герои… в кубе. Это здорово. Правда. А насчёт слов: их не надо увеличивать. Да и некуда. Надо уменьшить себя».
Он перешёл к другим письмам. Джирджина писала по-русски:
«Здравствуйте, Игорь! У меня несколько вопросов по рассказ „Ёмкость“. Вы начинать рассказ так: „Сан Саныч Тагильцев пошёл под Новый год за ёлочкой и провалился в ёмкость“. Он пошёл за ёлочка в место куда их продают? Я не совсем понимать, что такое „ёмкость“. Это объём? Он провалился поэтически? Это русский метафизика? Я не могу находить термин. И почему он сказал „какая хрен-разница“. „Хрен“ это сексуальный слов?»
«Дорогая Джирджина! Ёмкость — это большая металлическая штуковина для жидкости. Она похожа на консервную банку, лежащую на боку. Для хранения бензина или солярки. Container for diesel fuel (Баскаков слазил в словарь). Обычно их красят серебряной краской, чтоб не грелись на солнце. Ёмкость, в которую провалился Сан Саныч, была вкопана в землю. Видимо, в ней хранилась вода для какой-то противопожарной безопасности. Там была военная часть, постройки, службы. Потом всё было брошено и пришло в упадок („благодаря совместным усилиям“ — хотел написать было Баскаков, но сдержался и махнул рукой: „Какая теперь… хрен-разница“.)… „Хрен-разница“ — это грубое выражение, заменяющее сквернословный аналог. Но в данном случае оно выражает неунывающий и смекалистый характер Сан Саныча, который не растерялся и выбрался из ёмкости с помощью проволоки, верёвки и лыжины, потому что был мороз сорок пять градусов, и он бы там замёрз, — „на хрен“ хотел написать Баскаков, но написал: — насмерть».
«О! Теперь я понимал, — отвечала Джирджина. — Я ещё приготовила вам вопросы.:
1. Почему Сан Саныч не позвонил по телефон, когда упал?
2. Проволока-восьмёрка это модель проволок?
3. По рассказу «Фарт». Пожалуйста переведите в нормальный предложение: «Шнадцатый, как понимать? Слыхал чо? У „Делимакана“ росомага нагрезила: все кулёмки изнахратила, а которые соболя попали, двух схрямкала, а остальных закопала. А потом „косачи“ на „мотолабе“ проезжали и весь путик на лыжах выгнали. И он после них ходил, как сапёр, еёные копанины раскапывал, а потом по рации ка-а-к трёкнет: „Во до чего дожили с этой нефтью: всю жизнь росомагу падиной считал — а тут вишь — в кормилицы вырвалась!“»
Баскаков, откинулся на спинку… Прикрыл глаза, потом расхохотался. Ну как ей объяснить-то?
Баскаков всегда брал быка за рога, и рассказ начинался с фразы, кратко передающей сюжет. У промысловика с позывным «Делимакан» росомаха разорила путик с ловушками, двух попавшихся соболей съела, а остальных закопала в снег про запас. Мимо проезжали работяги из сейсморазведки. Их задачи — таскать к датчикам провода, сплетённые в «косу», наподобие девичьей. Ехали они на вездеходе, прозванном «мотолабой» — от МТЛБ (многоцелевой тягач лёгкий бронированный). «Косачи» решили пробежать по путику охотника и ободрать с него попавших соболей, но их опередила росомаха. Всего-то навсего. Ленка проснётся — расскажу.
Переводчице он ответил:
«1. Сан Саныч не позвонил, потому что там не было сотовой связи, да и вряд ли бы он из ёмкости поймал сигнал.
2. Проволока-восьмёрка — стальная проволока толщиной 8 мм.
3. По „Фарту“. Даже не знаю, с чего начать. Начну с технического как с самого понятного. „Мотолаба“ это — МТЛБ — Light Armored Multipurpose Tracked Tractor… — Баскаков сползал от хохота (мультипропёс какой-то!). — Там сложно. Извините… Мне сейчас нужно срочно, — Баскаков собрался с силами, — отойти к соседу, у которого замёрзла машина. Начало рассказа я объясню попозже, а вы пока попробуйте прочитать до конца, и всё поймёте.
Пишите. С уважением, Игорь».
Уже светало и розовато светлело небо. Баскаков подошёл к окну: «Какой же вид великолепный! Только ради одного этого стоит в Тузлуках жить». Лена просила разбудить рано — чтобы подольше побыть вместе. Едва он сварил кофе и поставил на поднос, из-за спины раздалось:
— Игорь, ну почему? Я же просила! — Леночка с непроснувшимися глазами стояла, чуть скосолапя ступни в пухлых тапочках-собаках.
— Что такое?
— Сколько раз я просила не заваривать в кружке. — И она дрыгнула икрой. — Это же мне выковыривать! Иначе всё в раковину выливается, а она засоряется. Ну почему нельзя заварить в чайнике?
— Лен, ну ладно тебе… — пробно сказал Баскаков.
Лена была полуночного склада и вставала трудно, долго молчала, а если её тормошили, потешно вскрикивала: «Перестань со мной говорить!»
— Я не понимаю, почему ты так поступаешь!
Баскаков не только заваривал в кружке, но и всякий раз брал новую, и кружки с пересохшим сеном копились на тумбочке, на полу, на столике в коридоре — везде, где он слонялся в сочинительском поиске. Баскаков обожал густой тувинский хан-чай, куда добавлял мёд с верховьев Катуни. Особенно возмущала Лену кружка от этого липкого пойла около дивана на полу: намертво приклеенная, с засохшими следами-кольцами вокруг. Казалось, её проще разбить пинком, чем оторвать.
— Я пойду поработаю, — очень быстро сказал Баскаков и вышел на улицу огребать снег, который уже был огребён до немыслимости — стояли морозы, и сугробы напоминали огромные заправленные койки.
