— Потому, — значительно произнес Дубинский-Дудинский.
— Кем? — спросил Андрей, передернувшись от ненависти.
— Кем надо, — сказал прапорщик.
— Кто ваш непосредственный начальник?
— Вас это не касается.
— Касается, — возразил Андрей. — Я имею право видеться с отцом хоть каждый день, пока он находится под следствием.
Он сам придумал это правило и, похоже, угадал. Прапорщик стал пятиться, рассчитывая ускользнуть за дверь дежурного помещения. Андрей пресек эту попытку, приблизившись вплотную. Дверь-то Дубинский-Дудинский открыл, а вот захлопнуть не успел: помешала вовремя подставленная нога.
— Зови начальство, — настойчиво потребовал Андрей.
— В чем дело?
Прапорщик посторонился, давая возможность увидеть кругленького человека с погонами майора, сидящего за старомодным конторским столом, заставленным такими же древними телефонными аппаратами.
— Я спрашиваю, в чем дело? — повысил голос майор. — Что здесь происходит, Будинский? Почему посторонние на проходной?
Андрей интуитивно понял, что самое правильное и дальше действовать нахрапом, иначе его выставят за порог и уже не впустят обратно.
— Как ваша фамилия? — спросил он, глядя майору в глаза.
— Что-о? Ты кто такой, чтобы здесь права качать? Наряд сюда!
Прапорщик, оказавшийся не Дубинским и не Дудинским, а вообще Будинским, приготовился шмыгнуть во вторую дверь дежурного помещения, но Андрей остановил его громким:
— Минутку! Я здесь по распоряжению главного прокурора.
Прапорщик застыл на месте, как таракан, застигнутый внезапно вспыхнувшим светом. Круглое лицо майора заметно вытянулось, приобретя вид овала с оттопыренными полукружьями ушей.
— Прокурора? — переспросил он.
Недоверчивости в его тоне было значительно меньше, чем обеспокоенности и тревоги.
— Соболева, — кивнул Андрей. — Не шумите, пожалуйста. Я звоню.
Воспользовавшись паузой, Будинский осторожно выскользнул и так же осторожно прикрыл за собой дверь. Майор зачем-то встал, одернул китель и снова опустился на жалобно скрипнувший стул.
— Я по воспитательной части, — сказал он. — Отвечаю за моральный облик взятых под стражу и…
— Тс-с. — Андрей, предостерегающе поднял палец, прижимая другой рукой мобильник к уху. — Анатолий Борисович? Добрый день. Ага. Нет, не то чтобы неприятности. Но я приехал на свидание с отцом, а здесь… — Он вопросительно посмотрел на майора. — Представьтесь, пожалуйста… А здесь майор Рыков препятствует. Не имеет права? Я ему то же самое твержу, а он не верит. Хорошо. — Андрей отнял мобильник от уха. — Хотите побеседовать с Соболевым? Или недоразумение улажено?.. Он говорит, что улажено. Сейчас меня проводят.
Майор сдержал обещание. Андрея провели по узкому коридору, заполненному невеселой, угрюмо бурчащей публикой, и впустили в комнату, разделенную мутным, заплеванным внизу стеклом. У стены стоял тюремщик в великоватой форменной кепке с мятым козырьком. Два стула были заняты женщинами совершенно одинаковой комплекции, беседующими со своими не то мужьями, не то сыновьями, не то братьями.
— Ну ты дурной, Лешка, — говорила одна. — Что ж теперь будет, а? Сколько раз тебе говорила, не пей проклятую, не пей!..
— Не верю я тебе, Миша, — плаксиво ныла вторая. — Выйдешь и опять за старое возьмешься. Сил моих больше нет терпеть.
Продолжения Андрей не услышал. За стекло привели отца, с руками, сцепленными за спиной. Он сел и почти беззвучно пошевелил губами.
— Звук включите! — крикнул Андрей.
В динамике зашуршало.
— Здравствуй, сынок, — сказал отец. — Как дела?
Было понятно, что спрашивает он не о самочувствии Андрея и не о событиях в мире. Глаза у него были тоскливыми и с легкой сумасшедшинкой, как у волка в клетке.
— Был у Соболева, — сказал Андрей. — Внимательно выслушал. Пообещал затребовать дело и разобраться.
— Нужно скорее, — вздохнул отец. — Как можно скорее, Андрюша.
— Что-то случилось? В камере проблемы?
В позе и выражении лица тюремного соглядатая ничего не изменилось, но было ясно, что он весь обратился в слух.
— В камере постоянно проблемы, — сказал отец с едва заметным нажимом на слове «постоянно». — У меня возник небольшой конфликт с одним уголовником. Он на меня почему-то зуб заимел.
— Так, — насторожился Андрей. — И что? Достает?
— Доставал. Но сегодня ночью он спросонья нары перепутал. Полез на нары и грохнулся. Сотрясение мозга. Сейчас в лазарете отдыхает. Но когда выйдет…
Отец не договорил.
— Разбираться будет, по чьей вине упал? — догадался Андрей.
— Боюсь, что да, — вздохнул отец. — Он рядом с моей шконкой упал. Может меня обвинить.
Жаргонное словечко «шконка», сорвавшееся с отцовских уст, неприятно резануло слух.
— Но были же, наверное, свидетели, — сказал Андрей.
— Нет. В хате не бывает свидетелей. Это трактуется как стукачество, а за такие вещи опустить могут.
Отец покосился на тюремщика.
«Здорово же он тут поднаторел, — с горечью отметил про себя Андрей. — По фене ботает, как заправский урка. Черт, не нравится мне все это. Нужно что-то предпринимать. Срочно».
— Я попрошу перевести тебя в одиночную камеру, — произнес он, обдумав ситуацию. — Там тебе спокойней будет.
— Было бы хорошо. Но…
— Что «но»?
— Теряю я надежду, Андрюша, — вздохнул отец. — Время идет, а воз и ныне там. Уже не верится в благополучный исход. Эти когти так сжались, что не разожмешь.
— Разожмем, — пообещал Андрей с уверенностью, которой на самом деле не испытывал.
— Ну-ну…
— Отец… Папа… Ты, главное, не падай духом. Держись, ладно?
— Держусь. Пока держусь.
Поболтали еще немного, и время свидания истекло. Едва оказавшись за воротами тюрьмы, Андрей тут же набрал номер Соболева.
Голос ответившего прокурора был недовольным. Выслушав сбивчивый рассказ, завершившийся просьбой перевести отца в одиночку, он сказал:
— Вот что, Андрей. Я не в благотворительной организации заседаю. Это государственное учреждение, очень серьезное, смею напомнить. Нельзя меня постоянно дергать, беспокоить по пустякам…
— Это не пустяки, — возразил Андрей. — Жизнь папы под угрозой. Видели бы вы его. Он совсем отчаялся, хотя старается не подавать виду.
— Его делом занимаются.
— Вы же говорили, что лично займетесь.
— Так и есть, — согласился Соболев. — Но у меня есть помощники. Им я тоже поручил разобраться. Так что успокойся, Андрей. Тебе терпения не хватает. Это только в сказках все быстро делается. Юридическую машину не так-то просто остановить. Мы ведь не в старые времена живем, когда все по звонку сверху решалось. Я вынужден действовать осторожно.
