«Да ты бабник, братец, — сказал себе Андрей, проходя в открытый кабинет. — Любу ревнуешь, о Люде мечтаешь, теперь на Лиду пялишься… Может, все дело в том, что у всех трех имена начинаются на одну букву? «Л», хм… Любовь?»
Закрыв дверь, Уварова вопросительно посмотрела на Андрея:
— Переживаешь за отца?
— Не то слово.
— И, говоришь, он не виноват?
Она присела на край стола, изящно скрестив ноги.
— Не виноват, — угрюмо подтвердил Андрей. — А его топят. Перепелицын этот в очочках… Ты его знаешь?
Он сунул руки в карманы, не зная, куда их деть.
— Конечно, — медленно наклонила голову Уварова. — Хороший парень. И специалист хороший. Столько дел, успешно раскрытых.
— И людей посаженных.
— Не вижу в этом ничего плохого. Ибо сказано: «вор должен сидеть в тюрьме».
Голос Жеглова ей не удался, но интонации она скопировала точно.
— Как ты сюда попала? — спросил Андрей, чтобы сменить тему.
— Долгая история. — Уварова махнула рукой. — Жизнь покидала меня основательно. Замужем была. Развелась. Он, скотина, прав меня лишил материнских.
— Ого!
— Ничего, я ему еще покажу. Он у меня теперь попляшет.
Андрей представил себе маленького человечка, вприпрыжку убегающего от мерно наступающих женских туфель с высокими каблуками.
— Так ты сюда специально устроилась? — догадался он. — Чтобы с муженьком поквитаться?
— Угу, — фыркнула Уварова. — По ускоренной программе.
— Это как?
— Замнем для ясности. — Ее лицо сделалось злым, напряженным и красивым. — Ты не женщина, тебе не понять.
Андрей согласно кивнул, чтобы не вникать в чужие проблемы. Лицо Уваровой снова разгладилось, как бы оттаяв.
— Помнишь? — спросила она.
— Конечно, — заулыбался он.
— Коньяка хочешь? С чаем. Или наоборот.
— Чай с коньяком?
— Сообразительный, — засмеялась Уварова.
Они попробовали и первый, и второй вариант, немного повспоминали молодость, а потом она спросила:
— Ты у родителей остановился?
— Ага, — ответил он. — Только мама сейчас в отъезде.
— Это хорошо, — рассудила Уварова. — Я загляну к тебе сегодня вечерком.
— Зачем? — насторожился Андрей.
— Дело твоего отца скопирую, принесу почитать. Хочешь?
— О, спасибо! Поищу там проколы.
— Вместе поищем, — пообещала Уварова. — Коньяк такой же бери, я мешать не люблю.
Андрей поднял рассеянный взгляд:
— Коньяк? Ладно.
— И в холодильник поставь. Только дураки теплым потребляют.
— Договорились.
— Тогда до вечера.
— Пока, Лида.
Андрей взялся за дверную ручку, когда услышал за спиной:
— Признайся, а ты ведь тогда специально трусы спрятал?
Он обернулся. Она опять полусидела на столе, скрестив руки под грудью.
— Какие трусы?
— Мои, — пояснила Уварова, многозначительно усмехаясь. — Чтобы я подольше задержалась, да?
— Было дело, — признался Андрей.
— Посмотрим, остался ли ты таким же изобретательным, как раньше.
Она засмеялась ведьмовским смехом. Он выскочил из кабинета, трогая разгоряченные щеки. Радоваться, что встретил Лиду Уварову, или огорчаться? Андрей не знал.
Глава 18
Днем неожиданно позвонил Соболев, выслушал жалобы на исчезнувшего Перепелицына и сказал:
— Ты вот что, Андрей, набирайся мужества.
Голос его звучал басовито и торжественно. Как у киношного генерала, отправляющего бойцов на задание, из которого им не вернуться.
— Что случилось? — поспешно спросил Андрей.
— Ничего особенного, — успокоил Соболев. — Все под контролем. Но есть маленькая неувязка.
— Какая неувязка?
— Перепелицын обхитрил меня, старого дурака. Как услыхал, что я с ним лично переговорить хочу, так сразу в отпуск смылся. Теперь его из Греции не выковырнешь.
— Знаю, Анатолий Борисович, — вздохнул Андрей.
— Откуда?
Пришлось сознаться. Соболеву рассказ определенно не понравился.
— Я же просил тебя, Андрей. Своими действиями ты мне только мешаешь, путаешься под ногами. Что ты делал в полиции?
— Просто наводил справки, — решил схитрить Андрей.
— Ох, не ври мне, не ври! — прикрикнул Соболев. — Между нами должно быть полное доверие, а ты тут тень на плетень наводишь.
— Ну, знакомая у меня в полиции нашлась. Обещала разузнать, что и как.
— Кто такая?
— Анатолий Борис…
— Кто такая, спрашиваю? Я должен знать. Погоди, ничего не говори. — Соболев задышал в трубку. — Так, сейчас посмотрим штатное расписание этого отделения… Знакомая, говоришь? Варианта три. Уборщицу отметаю. Секретарша чересчур молоденькая, чтобы ты мог ее знать. Остается Уварова Лидия Федоровна. Черт подери, Андрей, ты меня в могилу загонишь! Она же с прессой постоянно якшается и с разными правозащитниками хреновыми. Если они узнают про мою близость с семьей Тумановых… Ты отдаешь себе отчет?
— Я ей ничего не говорил, — буркнул Андрей.
— И не вздумай! — прикрикнул Соболев. — Уварова твоя та еще штучка. Ее однажды под столом в очень высоком кабинете застали.
— Под каким столом?
— Под письменным. Не прикидывайся, Андрей.
О чем это он? Пряталась Лида, что ли? Зачем? От кого?
Не желая ломать голову над вопросами, которые мало его волновали, Андрей сказал:
— Я больше не намерен сидеть и ждать у моря погоды, Анатолий Борисович. Какой-то другой следователь занимается делом отца. Мало ли, что он туда еще добавит. Это нужно срочно прекращать.
— Да? — ехидно переспросил Соболев. — И каким образом, по-твоему?
— Закрыть дело. Остановить следствие. Хотя бы временно, пока не будут найдены оправдательные доказательства.
— Невозможно.
— То есть мы не можем на вас рассчитывать?
— Эх, Андрей, Андрей, — с упреком произнес Соболев. — Горячишься, бежишь впереди паровоза. Прошу тебя, доверься мне. Я все улажу. Будет суд, но приговор вынесут мягкий, почти условный.
— Как суд? — оторопел Андрей.
— Очень просто, мой мальчик. Ничего не попишешь. Слишком много изобличающих улик, да и время сработало против нас. Судебное заседание состоится послезавтра. Разве я не говорил?
