Отложив бумаги, Андрей некоторое время сидел неподвижно. Как быть? К кому обратиться со своими шокирующими открытиями? Соболев слишком нерешителен, его больше волнует собственная шкура, а не судьба отца, которого он вряд ли считает таким уж близким другом. Позвонить Витковой? Но отношения у них не заладились и вряд ли теперь будут иными. Поискать другого адвоката? Поздно. Завтра состоится суд, самый гуманный и справедливый в мире. Соболев обещал, что все решится в пользу отца. Хорошо бы. Только Андрей сомневался, что так и будет. Значит, он просто попусту теряет время?
Андрей вскочил, прикидывая, куда направиться. В какую-нибудь юридическую контору? Или попытать счастья в полиции? Что если у Лиды Уваровой имеются свои ходы к начальству? Да, наверняка имеются. Вчера днем она была не готова использовать эти рычаги в пользу Андрея, однако после бурной ночи ее отношение могло коренным образом измениться. Не зря же он так старался.
Застегивая на ходу рубашку, Андрей направился в прихожую, когда вдруг позвонили в дверь. Это был не кто иной, как Соболев собственной прокурорской персоной.
— Анатолий Борисович? — удивился Андрей.
— Что, сильно изменился? — насмешливо прогудел гость. — Чайком напоишь?
— Может, кофе?
— С утра уже побаловался. В моем возрасте приходится знать во всем меру. В том числе и с женщинами. — Соболев зорко взглянул на Андрея. — А ты, похоже, перегрузок не боишься.
— Не понимаю, о чем вы…
Пряча лицо, Андрей полез в навесной шкафчик за банкой с чаем.
— Изможденный ты какой-то, — пояснил Соболев, располагаясь за столом. — А глаза блестят. И тени под ними красноречивые.
— Не выспался. Дело изучал.
— Дело? Откуда оно у тебя?
Несколько секунд Андрей возился с чашками и чайником, не спеша поворачиваться к Соболеву.
— Какая разница, — сказал он как можно более беспечно.
— Разница очень большая, Андрей. Я должен знать.
— Меры принять собираетесь?
— Нет, — сказал Соболев. — Даю слово. Просто интересно.
— Не могу сказать. Это не моя тайна.
— Так покажи хотя бы. А то вдруг тебе липовые документы подсунули?
— Нет, они настоящие, — уверенно возразил Андрей. — Видно же.
— Неси сюда, — велел Соболев тоном, не терпящим возражений. — Ты не представляешь себе, сколько сейчас умельцев развелось. При наличии сканера, фотошопа и принтера можно что хочешь сварганить.
Пришлось подчиниться. Когда Андрей положил на стол распечатанные страницы, Соболев довольно долго изучал их, что-то выискивая, сверяя, поднося текст к самому носу.
— Ну что, Анатолий Борисович?
— Вроде оригиналы копировали.
— Я же говорил. Пейте чай, остынет.
— Знаешь, я по такой жаре лучше ограничусь водой. Холодная есть?
— Конечно.
Пока Андрей отвернулся к холодильнику, гость пропал из кухни.
— Я здесь, — подал он голос от входной двери. — Обуваюсь. Рожок у вас удобный, длинный. А я все не приобрету никак, руки не доходят. Вечно раком стоять приходится…
Пока он так, кряхтя, болтал, Андрей с тревогой бросился к столу, но копия дела лежала на месте. Прихватив ее, он поспешил в прихожую.
— Анатолий Борисович, я хочу показать вам ляпы, которые обнаружил в деле. И это при том, что я не специалист…
— Я ознакомился с делом, — важно произнес Соболев, что-то поправив во внутреннем кармане пиджака и застегнув его на все пуговицы, несмотря на то, что солнце уже палило вовсю. — Там действительно есть к чему придраться. Но я не стану. Иначе судебное заседание придется отложить, а это не в наших с тобой интересах. — Он подмигнул. — Ладно, мне пора. Не падайте духом, поручик Голицын.
— Анатолий Борисович!
Окрик застал Соболева на пороге. Он медленно повернул голову, держась за дверь, которую уже успел открыть. Его лицо выглядело очень настороженным.
— Что такое?
— Вы же воды хотели. — Андрей протянул запотевший стакан. — Пожалуйста.
— А! Движемся к маразму помаленьку. — Улыбаясь, Соболев осушил стакан и протянул его обратно. — Спасибо, Андрей. Завтра к десяти будь в суде. И маму обязательно приведи. Очень важно, чтобы она присутствовала. Прочные семейные связи производят благоприятное впечатление.
— Спасибо за совет.
— Не за что, не за что. Не посторонние ведь люди. — Соболев вышел из квартиры и снова обернулся. — Ничего не предпринимай, Андрей. Лучше съезди на речку или в парк, проветрись. Рыбу ловишь?
— Какая сейчас может быть рыба? — удивился Андрей.
— Ну и зря. Нервы отлично успокаивает. Хочешь, местечко отличное подскажу? Даже машину выделю служебную, чтобы не плутать.
— Нет-нет, Анатолий Борисович, — покачал головой Андрей. — Я лучше просто дома посижу.
— Ну, как знаешь. Будь здоров.
Соболев тяжело и вальяжно направился к лифту. Подождав, пока он уедет, Андрей попытался восстановить в памяти подробности разговора, чтобы понять, что именно понадобилось от него прокурору, но его сбил с толку звонок матери. Она была очень недовольна просьбой приехать.
— Не хочу подвергать себя такому испытанию, — заявила она, выслушав сына. — В зале наверняка будет эта гадина Светка. Не хочу ее видеть. Это выше моих сил.
— Ты сделаешь это, мама, — твердо сказал Андрей. — Если это хоть немного поможет отцу, ты не имеешь права отказаться.
— Да? А он имел право втаптывать в грязь нашу любовь? Имел право ломать свою жизнь и мою тоже?
— Про прошлые дела папы я ничего не знаю. Но Никольникова он не убивал. Это и Соболев говорит. Помнишь такого? Он сейчас главный прокурор. Думаешь, стал бы он помогать отцу, если бы считал его виновным?
— Тогда почему он просто не освободит его? — удивилась мать.
Вопрос заставил Андрея нахмуриться. Когда он оправдывал поведение Соболева мысленно, получалось достаточно убедительно. Но произнести то же самое вслух оказалось делом сложным. Фразы ускользали и путались.
— У него на то есть причины, — уклончиво ответил Андрей.
— Хорошо, — согласилась мать. — Тогда скажи мне вот что. Зачем мне производить впечатление на судей, которые и так настроены оправдать отца?
— Там свои тонкости, наверное.
— Наверное. Ладно, я приеду. Но предупреждаю: сразу после суда я уеду опять.
— К Карену Бэ?
Андрей и сам не знал, как у него это вырвалось. Но изменить что-либо было уже поздно.
— …Мой сын шпион, — произнесла мать после затянувшейся паузы. — Боже мой, боже мой… Ты что же, телефон мой проверял, Андрюша?
