— Нет!
Андрей провел ладонью по влажному лбу. Только жены ему сейчас не хватало. «Особенно, когда на горизонте возникла еще одна подруга», — ехидно подсказал внутренний голос.
— Почему ты кричишь? — обиделась Люба.
— Сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений, — сказал Андрей. — Я, как ты догадываешься, на взводе. Поэтому не начинай, ладно? Имей совесть. Больше мне от тебя ничего не нужно.
— Как знаешь.
Не попрощавшись, она отключилась. Андрей снова вытер лоб и обнаружил, что тыльная сторона ладони совершенно мокрая. Стоило наведаться в душ, но вместо этого он решил сделать еще один звонок, последний за сегодняшний день.
Но абонент находился вне зоны досягаемости. Ему предлагалось перезвонить позже или оставить сообщение. Андрей не стал делать ни того, ни другого. Ему и так все стало ясно. Соболев занес его в черный список или вообще сменил номер. Хотя последнее — вряд ли. Такие занятые люди без связей как без рук.
Не составило труда выяснить телефонный номер приемной прокуратуры. Позвонив туда, Андрей вежливо спросил:
— Могу я услышать Анатолия Борисовича?
— Кто его спрашивает? — так же вежливо осведомилась секретарша.
— Туманов, Вадим Туманов, его старинный друг, — сказал Андрей, не забывая контролировать голосовые связки, чтобы голос звучал не слишком молодо. — Толик ждет моего звонка.
— Да? Я попробую выяснить, сможет ли он…
— Конечно, конечно. Передайте, пожалуйста, что я сбежал из тюрьмы.
Секретарша не поверила ушам.
— Э-э… Прошу прощения?
— Из тюрьмы, сбежал из тюрьмы, — доброжелательно повторил Андрей. — Туманов Вадим Петрович. Соболев очень ждет моего звонка.
Трюк сработал. После непродолжительной паузы пустоту в телефонной трубке заполнил сытый баритон прокурора.
— Да? — настороженно произнес он.
— Привет, Толик, — сказал Андрей.
— Кто говорит?
— Туманов говорит, не сомневайся. Моего отца ты угробил, сволочь, но я остался. И теперь спокойная жизнь для тебя кончилась. Да и самой жизни чуть-чуть осталось.
В трубке заныли гудки отбоя. Соболев даже не попытался установить номер, с которого поступили угрозы. Это означало, что он напуган. Хорошо это или плохо? Скорее плохо, потому что предупрежденный враг опаснее вдвойне. И все же Андрей испытывал ту злую, темную радость, которую принято называть злорадством.
Представляя себе встревоженное лицо Соболева с бегающими глазами, он не мог удержаться от улыбки. Пусть знает. Даже если подобраться к прокурору будет теперь труднее, все равно пусть знает, ждет и трясется.
Решение, которое принял Андрей, было окончательным. Как приговор, вынесенный отцу и приведенный в исполнение.
Глава 28
Людмила Виткова оказалась хорошей слушательницей, внимательной, умеющей и промолчать, и вовремя подать реплику, и задать наводящий вопрос. Андрей понимал, что на самом деле ей вряд ли интересны его чувства и воспоминания, однако где-то в глубине души теплилась надежда, что он ошибается. Бывают же люди, которые действительно сочувствуют чужому несчастью? Случается же такое, что встречаются близкие души?
Иначе зачем все эти бесконечные песни, фильмы и книги о любви? С какой стати человечеству обманывать самого себя?
— Помнишь себя в детском садике? — негромко говорил Андрей, машинально водя ложечкой в чашке с чаем. — Я помню. Почти всегда меня отводил туда папа. Самый сильный на свете, самый высокий — голова под облака. И рука такая большая, такая теплая, согревает в самую лютую стужу. Расставание с ним в раздевалке было маленькой трагедией, но я знал, что он в любом случае придет за мной вечером, и это утешало. А какое было счастье, когда он вдруг забирал меня раньше! Например, сразу после дневного сна.
— Тихого часа, — вставила Людмила.
Андрей кивнул, слегка улыбаясь:
— Совершенно верно, тихого часа. А одна нянечка называла его мертвым. — Лицо Андрея омрачилось и тут же просветлело. — Однажды папа явился за мной даже раньше. Мы сидим, елозим ложками в тарелках с какой-то детсадовской бурдой, а тут он в дверь заглядывает: «Андрюша!» Договаривается с воспитательницей и ведет меня домой. А там гора подарков, которые он привез мне из командировки. Чуть ли не всю премию на них истратил, мама ему потом выволочку устроила. Толстые книги с картинками, машинки, солдатики, замечательный трескучий автомат с лампочкой в стволе…
Людмила попыталась представить Андрея мальчиком. Как он выглядел, когда был маленьким? Походил ли на себя сегодняшнего или нет? Вряд ли его брови были такими же густыми, как сейчас. А вот нос, наверное, уже тогда был таким же прямым, только ноздри, вероятно, не имели особенности чувственно расширяться в моменты волнения…
Оттуда взгляд Людмилы скользнул ниже. Созерцание рта Андрея с чуть выпяченной нижней губой вызвало у нее преступно эротические мысли. А что, если взять и поцеловать его? Он ведь так нуждается в женской ласке. Пусть даже между ними не будет никакого секса. Они бы просто сидели рядом, обнявшись, тесно прижавшись друг к другу. Ну, иногда целовались бы. Умеренно, без засасываний губ и толканий языками.
Людмила опустила глаза и посмотрела на свои руки. Маникюр был далек от идеального. Да и ноги не мешало бы тщательно обработать перед приходом сюда. Но она так торопилась… Словно наверстывала упущенное. Что-то крайне важное. Может быть, самое важное в жизни.
— А чем я ему отплатил за все? — тоскливо спросил Андрей. — Да ничем. Тупо позволил его убить.
— Мы разберемся. — Людмила осторожно положила руку на его ладонь с раздутыми жилами. — Виновные понесут наказание. На этот раз я не отступлюсь, можешь быть уверен.
— Отец как-то повел меня учиться ездить на велосипеде, — опять пустился в воспоминания Андрей. — Пробегал за мной два или три часа кряду. Весь мокрый, запыхавшийся, но счастливый. «Ну вот, сынок, у тебя получилось. Когда чего-то сильно хочешь, то всегда этого добьешься».
«Я хочу тебя, — подумала Людмила. — Ты этого не замечаешь, но это так. Интересно, когда мы ляжем вместе?»
— А меня папа плавать учил, — сказала она. — Мы были на море, не помню, на каком. Там у берега мелко. Папа меня под животик поддерживал, а потом неожиданно отпускал, и я какое-то время барахталась самостоятельно, ну а он страховал рядом. И в какой-то момент я решила, что уже сама могу плавать. Пока взрослые разговаривали, я незаметно вошла в море и… поплыла. — Людмила смущенно засмеялась. — Правда, недалеко и недолго. Хлебнула воды и пошла на дно.
— Страшно было? — спросил Андрей.
— Нет. Я не успела испугаться. Просто только что вокруг был мир, и вдруг — ничего. Такая смерть. Когда ничего не остается.
— Но тебя ведь спасли?
