— Ну и как там? Красиво?
— Да обычно, как у нас почти. Ты можешь пока искупаться. Эйфы спускаются на закате.
— Но ведь… но ведь еще раннее утро! — возмутилась Принцесса. — Мы что, много часов должны их ждать? Я, между прочим, принцесса!
— А я — принц, ну и что? Не идти же незваными в гости. Но ты не расстраивайся. Конечно, еще утро, но в Серебряной бухте закат наступает тогда, когда этого хотят эйфы.
Прошло время. Ребята вдоволь наплавались, назагорались, налюбовались рыбками. Потом Принцесса проголодалась. Таки поймал острогой толстую рыбину и изжарил ее на углях. Принцесса съела свою долю и подумала, что скоро начнет скучать.
И вдруг солнце в небе вздрогнуло, словно его встряхнули за шкирку, и стало быстро падать вниз. Коснувшись горизонта, оно зависло, окрашивая небо в красный цвет.
— А вот и закат, — сказал довольный Таки. — Еще и полудня нету.
Солнце распустило тонкие золотые лучи. Все лучи пролегли, как положено, а один отломился у основания, упал, стукнулся о горизонт, срикошетил и отлетел прямо на пляж, где стояли ребята. Он не упал на песок, а наклонно протянулся от их ног к белым домикам на круче. И от одного домика по лучу стал спускаться невысокий молодой человек в джинсах и линялой футболке с надписью «BRED».
— Привет, Таки, — сказал он.
Принцесса посмотрела на пришельца и вытаращила глаза. У юноши были абсолютно голубые брови.
Междуглавие о парикмахерах
— О-о-о, такого еще не было! Почему именно красный?
— А что? — невинно поинтересовался Аид и глянул в зеркало. — По-моему, мне идет. Молодит, освежает…
— О бессмертные боги, этот… скажем так, освеженный… освежеванный тип выкрасил шевелюру в ярко-красный цвет! Почему именно в красный? — простонал Посейдон.
— Под цвет адского пламени, очень гармонично, — пояснил Аид. — Нет в тебе, братец, стремления к гармонии, тяги к красоте. А будешь возникать — мелирование сделаю. Прядочка красная, прядочка желтая, прядочка синенькая. Кстати, сам всю вечность щеголяешь синими волосами, и ничего, а другим нельзя.
— Ну какие же они синие, — возразил Посейдон. — Почти зеленые.
— Ага, зеленые. Греки не зря тебя «синекудрым» величают. А северные народы от тебя произвели изысканный образ некой Мальвины — девочки с голубыми волосами.
— Ты меня с собой не равняй! У меня посинение волос — процесс естественный, ты же помнишь эту историю.
— Не помню, — сказал Аид. — Ты что думаешь, я три раза на день вспоминаю про твои волосы? Делать мне нечего.
— Это произошло давно, когда на Земле еще жизни не было, а в море уже появились первые живые существа. На землю они особо не стремились — чего там хорошего? Камни, вулканы, грозы… кислорода нет, между прочим. Скучное было время, я его с тоской вспоминаю. Кругом только бессмертные боги, амебы да сине-зеленые водоросли. Амебы совсем глупые, а с сине-зелеными я пытался хоть как-то общаться. Они ничего, дураки, но душевные. И вот эти самые сине-зеленые водоросли со скуки взялись окрашивать мои волосы! Они-то от доброты сердечной хотели как лучше, по их сине-зеленым меркам. А я однажды утром проснулся весь сине-зеленый! На этом наша дружба и кончилась. Конечно, я не ругался — что с них… скажем так, малообразованных, возьмешь? Но прежней душевной близости у меня с ними не стало. Затосковали они. Я и говорю: «Чем глупостями заниматься, взялись бы вы за делание кислорода. А то не атмосфера, а позор один сероводородный. Вонь просто неприличная».
Сине-зеленые обрадовались, что им дело по душе нашлось, и как взялись за работу! Скоро Земля окуталась слоем кислорода. А там и эволюция быстрее побежала. Так что от моих синих волос образовалась польза для всей планеты. А от твоих красных волос кому польза?
— Мне, — сказал Аид. — И неизвестно, что важнее.
Глава 16
Да здравствует мыло душистое!
— Здравствуй, Эйфрик, — кивнул Таки. — Совет нужен.
И рассказал историю с вазой.
— Так что у нас пять подозреваемых: я, Анастазия, Яни, Миха и… и… что-то не помню кто.
Синебровый вгляделся и рукой сделал движение, будто снял с Таки несуществующие очки.
— Вспомнил! — обрадовался мальчик. — Агата!
— А я не помню, — печально сказала Принцесса. Синебровый и с нее снял «очки».
— Теперь помню, — сказала Принцесса. — А склероз так можно лечить? У меня прабабушка старенькая, так она все забывает и меня Марией-Антуанеттой зовет. А я не люблю это имя.
Синебровый пожал плечами.
— Так кто украл вазу? — спросил Таки.
— Не знаю. Думайте сами.
— Может, и правда Посейдон? — предположил Таки.
— Сходите посмотрите, — кивнул на море эйф. — Можете даже забрать. Но лучше не надо.
Принцесса решила, что он издевается. Но Таки просиял:
— А пузырь дашь?
— Дам, — опять пожал плечами эйф. — Что мне, жалко? Это вы, люди, детям все запрещаете, чтобы не упали, не порезались, не укололись. Мы все разрешаем.
— И опасное? Играть со спичками?
— Что тут опасного? Ну, сгоришь… тем быстрее научишься возрождаться, как феникс.
Принцесса начала понимать, что имел в виду Таки, когда говорил, что добро эйфов не такое, как у людей.
— Если вазу взял Посейдон, то она лежит в самом глубоком месте кальдеры, в Синей пещере. От дома с красными колоннами налево, мимо развалин с танцующими обезьянами, повернуть опять налево у рогов и вниз, — объяснил эйф. — Кстати, там мурены. Очень вкусные, можешь их поймать и зажарить, как вы, люди, любите — с луком и красным перцем.
— А вы как любите? — поинтересовалась Принцесса, предвкушая: сейчас она услышит бесподобный рецепт эйфов. Взять мурену, добавить нашинкованный лунный луч, зажарить на отраженном звездном свете, подлив розового масла…
— Мы рыбу сырую едим, — сказал эйф. — И мясо тоже.
Клыки его в лучах заката блеснули красным.
— Мурены пузырь не прокусят? — спросил Таки. И Принцесса вспомнила из истории, что в Древнем Риме императорских мурен подкармливали человечинкой, бросая в бассейн провинившихся рабов…
— Откуда я знаю, что будет? — сказал эйф. — Или прокусят или не прокусят — одно из двух. Да какая разница. Пузыря не жалко. Я их хоть сто сделаю.
— Нов пузыре будем сидеть мы, — объяснил Таки.
— Ну и что? Не сидите, — эйф отвернулся и поправил солнечный луч. А то он слишком перекосился.
