Мальчика назвали Германом в честь святого Германа — основателя Соловецкого монастыря. Все детство и много позже родственники и друзья уменьшительно звали моего отца Гермошей. Опрятная и здоровая женщина, которую прочили в кормилицы, в последний момент не приехала. Пришлось срочно искать другую, потому что Еня не могла сама выкармливать сына, хоть очень хотела этого.
Кормилицу звали Серафима. Я помню ее. Высокая, худая, с острыми чертами лица, совсем седая, она была очень привязана к моему отцу и не обращала внимания ни на маму, ни на нас, детей.
Тетя Пика однажды открыла маме, что Серафима попивает, но когда этот порок обнаружили, было уже поздно. Серафима прятала бутылку среди своих бесчисленных нижних юбок и частенько, кормя грудью Гермошу, прикладывалась.
Ее собственный ребенок остался в деревне. Поэтому она глубоко привязалась к своему новому питомцу, была неутомима в своей преданности ему и жутко ревновала ко всякому вмешательству. Несмотря на странности и громкий хриплый голос (колыбельная раздавалась по всему дому), она пришлась по сердцу Ене. Серафима любила Гермошу, и за это ей многое прощалось.
Младенец между тем процветал. Его крошечные тонкие ножки и ручки наливались. Он превращался в прелестного ребенка.
Однажды в конце февраля, когда в Архангельске уже чувствуется приближение весны, к дворовому крыльцу подъехали наемные сани. Из них вышел высокий худой человек, плохо одетый и бледный, и, заплатив извозчику, прошел в кухню. Это вернулся Александр.
На кухне все было по-старому: выскобленный сосновый пол, медные кастрюли, теплый запах хлеба. Бабушка Шаловчиха и молодая кухарка возились возле плиты. Вдруг Шаловчиха увидела Александра и, воздев руки, бросилась ему на шею.
— Наконец Господь услышал мои молитвы! — воскликнула она.
Молодая кухарка кинулась к двери, ведущей наверх, чтобы сообщить барыне радостную весть, но Александр остановил ее.
Он сам приоткрыл дверь детской. В залитой солнцем комнате Еня сидела с детьми и была поглощена вышиванием. В какой-то момент она подняла глаза… Они бросились навстречу друг другу. Ольга, узнав отца, радовалась и очень удивлялась. Добрый папа — это новые игрушки, сласти, веселье — однажды куда-то исчез, а теперь так же неожиданно появился, и восторгу не было конца. Александр подкидывал и без конца целовал ее, как прежде.
Младенец бодрствовал, мирно лежа в колыбели. Александр взял на руки и нежно прижал к груди крошечный сверток. В этот момент Еня будто услышала незабываемые слова: «Я даю слово, что у вашего ребенка будет отец».
Через несколько дней состоялось крещение ребенка, а буквально на следующий день пришла страшная весть об убийстве царя. Россия содрогнулась.
По воскресеньям царь имел обыкновение присутствовать на кавалерийском смотре у Михайловского замка. После этого он иногда навещал свою любимую кузину, Великую княгиню Екатерину. Убийцы неделями следили за передвижениями царя и устроили засаду на улице, по которой царь ездил со своим эскортом.
В тот день все было как обычно. Показался экипаж, его сопровождали казаки в красных черкесках, ехавшие на черных лошадях по обе стороны царской коляски. Следом в санном экипаже ехал главный полицмейстер, а также полицейский наряд в полной боевой готовности.
Первая бомба взорвалась под задней осью экипажа. Погибли два гвардейца, лошади и ни в чем не повинный мальчик-разносчик хлеба из пекарни. Сам же царь остался невредим. Не обращая внимания на совет скорее вернуться во дворец, он вышел из экипажа проверить, какую помощь оказывают пострадавшим, лежавшим на снегу. Увидев, что помощь уже не требуется, он направился к своему экипажу и сказал: «Господь снова спас меня». В этот момент второй убийца крикнул: «Ты ошибаешься, Александр!» — и бросил еще одну бомбу. Она упала у ног царя. Когда дым рассеялся, все увидели, что царь лежит — одна нога оторвана, тело страшно искалечено, но он жив. У царя хватило сил сказать: «Увезите меня домой», — и он потерял сознание.
Его привезли во дворец и внесли в кабинет. Княгиня Юрьевская, бывшая его любовница, а после смерти императрицы морганатическая жена, бросилась в отчаянии на окровавленное тело и звала его по имени, но царь уже ничего не слышал. Вскоре он скончался.
Такой была награда царю-освободителю, который старался делать людям добро, освободил крестьян, думал об их дальнейшей судьбе, отменил телесные наказания, учредил систему присяжных и объявил всеобщее равенство людей перед законом. В утро своей гибели он работал над программой, которая привела бы Россию к парламентскому правлению.
Из оплакивающих его подданных сильнее всех скорбела, может быть, моя бабушка. Всего несколько недель назад она видела его в добром здравии. Теперь же, стоя на коленях вместе с плачущими прихожанами в переполненном Троицком соборе, где шла панихида, она от всего сердца молилась о спасении души царя-мученика. И в последующие годы, в каждую годовщину смерти Александра Второго, Еня ставила свечу в его память.
За время правления Александра II на него неоднократно совершали покушения, и каждый раз он чудесно спасался, однако рок все же настиг его. Если бы убийцам удались предыдущие попытки, поездка моей бабушки в Санкт-Петербург никогда бы не состоялась. Александр III, в гневе после убийства отца, вряд ли счел бы возможной какую бы то ни было амнистию. Так что счастье сопутствовало Ене.
Александр III по характеру являлся полной противоположностью погибшему отцу. Он был известен внушительной комплекцией и большой физической силой: легко сгибал пальцами монету и разрывал пополам колоду карт. Наследник Александра II совершенно отказывался воспринимать что-либо угрожающее покою и безопасности государства. Одним из его первых декретов был декрет об отмене реформ, начатых отцом. Особенно пострадали университеты. Все, кто распространял революционные идеи, были тут же исключены или отправлены в Сибирь, те же, кто был замешан в террористических актах, — наказаны. Среди них был Александр Ульянов, брат Ленина.
У Ени и Александра родился еще один сын. Они назвали его Александром, но все звали его просто Саня. Голубоглазый, светловолосый, он оказался крепче своего старшего брата.
Вскоре после рождения Сани умерла Маргарета Каролина, гордый патриарх семейства. За ней ушла ее сверстница Федосья, прекрасная сказочница из Калуги, и только бабушка Шаловчиха, тоже их ровесница, была жива. Словно маленькое сухое деревце, она стойко переносила все жизненные невзгоды.
Однажды, когда Гермоше было пять лет, а Шаловчихе уже за восемьдесят, они отправились гулять в сад. Был прекрасный весенний день. Снега уже не было, но пруд еще сверкал тонким слоем льда, словно белое блюдце. Они медленно прогуливались по дорожкам, как вдруг неожиданно, как это бывает с детьми, Гермоша устремился вперед и выбежал на пруд. Раздался треск, и он исчез подо льдом. Старуха, не колеблясь, бросилась за ним. Круша лед, она схватила Гермошу и вытащила на берег. Прижимая к груди потерявшего сознание ребенка, она бросилась к дому, отказываясь от помощи, и успокоилась лишь тогда, когда ожившее дитя было в постели, тепле и безопасности. Только тогда спустилась в свою маленькую комнатку, а на следующее утро ни она, ни маленький Гермоша уже и не вспоминали о происшествии.
