Возбужденные, мы бегали от окна к окну, видя сад в различной расцветке: зловещей темно-зеленой, золотисто-желтой, когда деревья, цветы, бабочки и даже птицы превращаются в живое золото. Все было чудесно и таинственно.
Наружная лестница вела на площадку над комнатой. Здесь, на восточной стороне, вершины деревьев были вровень с низким парапетом-балюстрадой. Белые кисти рябин и душистые соцветия черемухи свешивались через ограждение на площадку.
Затем мы влезли на башню. Отсюда был виден ослепительный простор Двины, текущей на север, острова напротив сливались в сплошную береговую полосу. Внизу мы увидели бабушку, склонившуюся над цветочной клумбой, и поспешили к ней, вниз. Подошло время завтракать.
Мы направились домой и тут заметили старика, шедшего нам навстречу. Он был одет в выцветший мундир гражданского служащего, тощая борода торчала в разные стороны, а из-под фуражки на плечи падали белоснежные волосы.
Бабушка остановилась и вдруг побежала. «Ваня, Ванечка, — закричала ома, обнимая старика, и слезы текли по ее лицу. — Я всегда знала, что ты вернешься, всегда знала!».
Весть о возвращении дяди Вани быстро распространилась среди родни. К полудню его дочери, Лидочка и Людмилушка, их дети и тетя Пика разом приехали из Соломбалы. Таня была уже здесь. Пришли дядя Митя и дядя Володя. Но все немного удивились, когда появилась бывшая жена дяди Вани Оса. Довольно сухо пожав ему руку и выразив надежду, что ему не стало хуже от долгих странствий, она заняла свое обычное место за столом.
Дядя Ваня, и раньше не очень разговорчивый, сидел и робко улыбался. Все разговоры вела Таня. Оказалось, что вчера, когда она готовила обед, папочка вошел в дом и тихо уселся за стол. «Как будто никуда не уходил», — закончила она.
Занимательный переход дяди Вани через Сибирь принес ему прозвище «Сибиряк», и с этого дня его называли только так. Он был мягким и глубоко верующим человеком, любил животных, птиц, деревья и цветы. Я никогда не слышала, чтобы дядя Ваня рассказывал о своих странствиях. Только однажды он высказал свое мнение, что «великая матушка Волга», о которой поется так много песен, уступает по красоте нашей Двинушке-реке с ее кристально чистой водой. И еще рассказал о поразительно красивой весенней калмыцкой степи, когда огромное, неохватное взглядом пространство превращается в цветущий ковер. «Но, — добавил он печально, — это многоцветье длится недолго и вскоре выгорает под безжалостными лучами солнца, превращаясь в сухую шуршащую траву».
Он подарил бабушке семена и луковицы, которые собрал в Сибири. Она высадила их в саду, и они цвели потом из года в год. Всем остальным он раздал деревянные крестики, иконки и сувениры из разных монастырей.
В тот день, когда мы все собрались за круглым столом, отцу пришло письмо. Он нетерпеливо разорвал конверт и пробежал глазами листок. «Наша Женя, — объявил он, — выдержала экзамен и принята в Мариинскую гимназию». Все меня целовали, а Сашенька получила особую благодарность. Отмахнувшись от похвал, она заметила: «Неисповедимы пути Господни. Это чудо!».
Чудо или нет, но меня приняли. На следующей неделе пришла Настенька, наша портниха, чтобы снять с меня мерку для школьной формы.
Вслед за возвращением домой дяди Вани из Шотландии приехала грэнни, а из Индии — дядя Генри. Мама не видела брата восемь лет. Их сопровождал Павел Петрович, пчеловод, приехавший, чтобы присмотреть за пчелами, пока дедушка, Марга и Сережа отдыхали в Крыму. Грэнни, ставшая опытной путешественницей, приехала через Санкт-Петербург, где они встретились с дядей Генри. Он прибыл более сложным путем: морем во Владивосток, а затем через всю Россию по Транссибирской железной дороге.
Нелли была счастлива вновь увидеться с матерью и братом Генри. Разлука была довольно долгой, и она не могла наговориться с ними, в перерывах слушая новости из Шотландии. Что до дяди Генри, все наши друзья и родные сразу полюбили его. Он был молод, хорош собой, жизнерадостен, одевался в прекрасно сшитые тропические костюмы, но главное — он был великодушен и дружелюбен. Слуги соперничали за право почистить ему ботинки и принести горячую воду утром в ванную. Гермоша и я всюду ходили за ним следом, куда бы он ни шел. Как когда-то дядю Стефена, его тоже приглашали во все дома.
Путешествие вверх по реке на несколько дней было организовано на одном из самых роскошных пассажирских пароходов-колесников. Отправились все, включая бабушку. Погода была прохладной. Пароход следовал за мягкими изгибами берегов. На пристанях босоногие детишки окружали нас, предлагая корзинки с дикой земляникой. Вечером мы ели эти душистые ягоды со сливками.
Для нас, детей, путешествие было потрясающе интересным. Мы наблюдали за пенным шлейфом от колес, швартовкой судна к причалу и забавными сценками, которые происходили, когда пестрая толпа с узлами и корзинами поднималась по трапу на нижнюю палубу.
В Архангельск мы вернулись к празднику в Летнем саду, который проводился с какой-то благотворительной целью. Прежде чем отправиться на праздник, мы решили по настоянию бабушки сфотографироваться на память о приезде грэнни и дяди Генри в Архангельск. Фотографирование затянулось (Юра настаивал, чтобы в кадр попал его велосипед), и когда мы пришли в Летний сад, праздник почти закончился. Прилавки были пусты, за исключением одного, где стояла огромная кукла. Я таких раньше не видела и спросила папу, не сможет ли он купить ее мне. Тут вмешался дядя Генри и сказал, что эта кукла будет его подарком мне. К сожалению, кукла не продавалась, а разыгрывалась в лотерею. Разочарованный, он купил несколько оставшихся билетов, и мы пошли гулять по тенистым аллеям сада, направляясь к сцене, где играл оркестр. Мы нашли свободный столик, где и устроились, лакомясь вафельными трубочками со сливками и слушая музыку. Кто-то подошел к нашему столику и поздравил меня с выигрышем куклы.
— Ну, что я тебе говорил! — счастливо засмеялся дядя Генри.
С триумфом я несла куклу домой, а так как на ней были лишь башмачки и розовая сорочка, я завернула ее в шаль и уложила в колыбельку. Через несколько дней она таинственно исчезла. На мои вопросы я получала уклончивые ответы: вероятно, кукла пошла заказывать одежду…
Но я как-то быстро забыла о ней. Меня отвлекли другие события. Мы ездили в город покупать книги, школьный портфель, пенал, тетради и прочие вещи, очень важные для человека, начинающего свой первый школьный год.
В день отъезда грэнни и дяди Генри мы все поехали в экипаже в порт. Нам разрешили подняться на судно. В другое время мы, дети, носились бы по палубам, но сегодня в воздухе словно повисла какая-то печаль, которая передалась и нам. Когда мы попрощались и нужно было спуститься на берег, мама прильнула к грэнни и горько зарыдала. И грэнни тоже, потеряв обычное самообладание, заплакала. В глазах дяди Генри стояли слезы, когда он обнимал нас и жал руку отцу. Прошло семь лет, пока я снова увидела грэнни, а с дядей Генри мы никогда больше не встретились.
Дом опустел. Дедушка, Марга и Сережа все еще были в Ялте, Марина уехала в Финляндию навестить мать, тетю Ольгу, а Юра остался погостить у своих друзей, живущих выше по реке.
