В середине июля дедушка поехал в знаменитый Соловецкий монастырь. Он взял с собой Маргу и Сережу. Так как в это время монастырь посещает огромное количество паломников, бабушка решила, что лучше съездить в тихую деревушку на другом берегу реки, где жила Юрина кормилица. Юра, Марина и я должны были ехать с ней, в последнюю минуту к нам присоединился отец.
На пароме мы добрались до Бакарицы и затем до Исакогорки, где провели ночь у Тани. Она жила в просторном деревянном доме неподалеку от станции. Сзади к дому примыкал большой двухэтажный скотный двор, на первом этаже которого обитали лошадь и корова, а на втором располагался обширный сеновал. Перед домом был крошечный огород, где Таня выращивала овощи и цветы.
Таня радостно встретила наше нашествие. Она испекла традиционный рыбник, пирог с творогом и выставила блюдо морошки. Таня подала ее со сливками. Ягода внешне похожа на малину, но на этом сходство и кончается. Ни одна ягода не сравнится с ней по аромату и вкусу. Старший сын Тани собирал морошку специально к нашему приезду и обещал показать секретное место, где она растет.
Собирать ягоды и грибы я любила больше всего и с радостью согласилась пойти вместе с тамошними детьми на это таинственное место. Пройдя по линии железной дороги примерно версту, мы поднялись на высокую насыпь, где была небольшая поляна, на которой бугрились холмики и росли купами тонкие березки. Склоны этих горушек были сплошь покрыты оранжевыми ягодами. Мы принялись собирать их.
В одном из холмиков, усыпанном ягодами, оказалась какая-то щель, оттуда торчала доска. Любопытствуя, мы наклонились над ней и тут же вскочили. Доска была частью открытого гроба, а внутри виднелась черная разложившаяся масса. После этого жуткого зрелища нам расхотелось собирать ягоды, и мы вернулись домой. Оказалось, что холмики эти — могилы китайцев, которые работали год назад на строительстве железной дороги и заболели какой-то страшной болезнью, вероятно, холерой. Мысль, что эти вкусные ягоды выросли на телах мертвых китайцев, навсегда отбила у меня желание ходить на это страшное место.
Ночевали мы на сеновале. Таня постелила поверх сена простыню, бросила подушки. Мне нравилось вместе с родными спать на сене, вдыхать его запах и слушать, как внизу, в хлеву, тихо возятся животные.
На следующее утро наша маленькая компания отправилась в дальний путь, в деревню, находившуюся в семи верстах от станции Исакогорка. В безоблачном небе сияло солнце, день обещал быть прекрасным.
Оставив позади Танин дом, мы скоро подошли к торфяникам, уходящим далеко за горизонт. Кустики вереска и моховые кочки затрудняли движение. Юра и Марина, шагая широко и легко, оказались далеко впереди. Я, прыгая с кочки на кочку, с болтавшейся на запястье шляпой, торопилась за ними. Позади всех шли бабушка и отец.
Обернувшись, я увидела, что папа сидит на кочке, а рядом бабушка. Я поспешила к ним и услышала, как отец произнес: «Не могу идти дальше, ноги не держат». Его лицо, покрытое потом, было смертельно бледным. Я помню, что меня пронзил какой-то непонятный ужас, как если бы небеса вдруг померкли и исчезло сияющее утро. «Пожалуйста, идите без меня, — сказал отец, — я отдохну немного, а потом на пароме вернусь в город».
Мы оставили его сидеть и молча пошли дальше. Я долго оглядывалась и видела, как он машет мне шляпой, надетой на палку. Постепенно белое пятнышко стало крошечным, и вскоре я не могла больше ничего разглядеть.
Пройдя вересковую пустошь, мы пошли по лесной тропинке. В лесу — тень и прохлада, острые запахи земли, грибов, хвои. Солнечные лучи бросают золотые пятна на темные ветви сосен, белые стволы берез, дрожащие листья осин. Мы присели отдохнуть. Вокруг нас стоял зачарованный лес, слышалось нежное воркованье каких-то птах, тетеревиное бормотанье, мелкие лесные животные невидимками сновали среди шуршащих листьев. Кругом изобилие грибов. Русский человек не пройдет равнодушно мимо гриба, и бабушка, продолжая путь, завязала свой платок узлами и стала собирать грибы.
Но вот лес кончился, и мы вышли на простор. Перед нами раскинулись зеленые луга, где паслись коровы и лошади. Направо рядком стояли дома и маленькая деревянная церковь. Навстречу нам шла женщина в сарафане. Это была Юрина кормилица Ульяна. Завидев нас, она заспешила через луговину. Эта улыбчивая женщина обожала Юру. С того времени, когда Ульяна оставила его и вернулась к своему ребенку (Юре тогда было два года), она постоянно навещала его и всегда приносила свои особые пирожки, которые, она знала, он любил. Жила Ульяна неплохо, у них с мужем надел земли, несколько коров, крепкая изба.
У входа нас ждут трое детей, в том числе молочный брат Юры Ваня, теперь уже высокий стройный паренек. Он-то и оставался в деревне после рождения, пока его мать зарабатывала деньги, выкармливая чужого ребенка. В избе безупречная чистота: некрашеные полы выскоблены добела, стол накрыт вышитой скатертью, на нем уже поставлена посуда, лежат деревянные ложки.
Юра с ребятами устроились на сеновале, бабушка, Марина и я в горнице — лучшей комнате в доме. Стены увешаны фотографиями членов царской семьи, в углу икона, прикрытая сверху вышитым полотенцем. Как обычно в деревенском доме, на самом почетном месте огромная кровать с высоко взбитыми перинами и горой подушек.
Ульяна кормила нас простой и вкусной едой — простоквашей с толстым слоем сметаны сверху, гречневой кашей и пирогами. Особенно хороши были колобки из тонкой овсяной муки и масла, испеченные в русской печи. Вкусные и рассыпчатые, они буквально таяли во рту. В наших северных деревнях редко ели мясо, чаще — рыбу. Самым вкусным супом считалась уха.
В этой мирной деревушке мы провели счастливую неделю. Крестьяне убирали урожай. Юра, Ваня и Марина помогали им, работая все дни напролет под жарким солнцем, а меня приняли деревенские дети. Мы собирали ягоды и грибы, купались. Вьющаяся по уклону тропинка вела к песчаному берегу, где собиралась вся ребятня. Речка была узкая, мы могли переплывать ее и играть с детьми с другого берега.
Третьего августа в деревне появился незнакомец, который приколол на столб объявление: два дня назад Германия объявила России войну. Об этом уже давно ходили слухи, но теперь все подтвердилось. Бабушка решила немедленно вернуться в город, и, уложив свои вещи, утром следующего дня мы отправились.
На этот раз мы пошли дорогой, которая вела к железнодорожной насыпи, и затем до станции Исакогорка брели по путям. Я запомнила эти бесконечные шпалы. Приходилось делать огромные шаги, чтобы попадать на них, стоять на обочине, пока мимо проносился поезд, а потом снова тащиться по шпалам.
Только к вечеру мы дошли до станции. Там уже отправлялись на фронт войска. Переполненный состав был готов тронуться. Из вагонов выглядывали веселые лица, солдаты пели старые военные песни. На перроне волнующаяся толпа матерей, жен, детей, любимых, которые пришли проводить мужчин на далекую войну.
Раздался свисток. Огромные колеса начали свое вращение, постепенно увеличивая скорость. Женщины бежали по платформе, надеясь поймать последний взгляд, еще раз увидеть родное лицо. И даже когда дымок паровоза исчез вдалеке, они все стояли, вытирая слезы.
