Эстрадные спектакли строятся по-разному: одни объединяются несложным сюжетом, другие — фигурой обозревателя, третьи монтируются из разных по темам и формам, но связанных общей мыслью миниатюр. Отказавшись от конферанса, Ленинградский театр миниатюр будет использовать и одни, и другие, и третьи формы. Но к какой бы форме он ни обращался, в его спектаклях всегда существовал некий скрытый, «внутренний» конферанс Аркадия Райкина.
Приятная беседа со зрителями перерастала в диалог, насыщенный глубокими мыслями и смелыми ассоциациями. Это был именно диалог — реакция зрительного зала была столь сильна и так чутко улавливалась артистом, что монологическая форма отчетливо приобретает характер всего лишь художественного приема. Другой же обязанностью конферансье — объявлять номера, осуществлять связки между ними — Райкин, казалось бы, пренебрег. Но попробуйте исключить из спектакля его собственные номера, и он мгновенно рассыплется на отдельные, не связанные друг с другом миниатюры. Иными словами, не объявляя номеров, Райкин по-своему подавал и связывал их, осуществляя прямые функции конферансье.
Примерно так и было в спектакле «Своими словами», где конферанс остался как некое подводное течение, существующее на глубине и направляющее общее движение. «В новом эстрадном представлении нет сквозного сюжета, — писал рецензент «Вечернего Ленинграда». — Это самостоятельно существующие сценки, в которых есть всё — от лирико-юмористического фельетона «Земляк» до пародии на классическое представление «Африканская любовь». Но они живут рядом, и представление, через которое проходит Райкин, воспринимается как цельный эстрадный спектакль».
Один из авторов спектакля, Владимир Захарович Масс, позднее вспоминал, что Райкин уже тогда обладал точным ощущением формы номера, умением находить такие детали, которые придавали персонажам особую сценическую выразительность и вместе с тем жизненную достоверность, мгновенную узнаваемость. Поразительная наблюдательность артиста, слух, фиксирующий особенности речи, ее стилистику, интонационную структуру, обогащали авторский текст. Так рождались блистательные райкинские импровизации. «Будет сделано!» в устах ревностного служаки превращалось в отрывистое и подобострастное «будь еде!..».
Природная наблюдательность, стократ усиленная работоспособностью, неустанным тренажом, позволяла не только слышать особенности речи, интонации, но и мгновенно схватывать позы, походку, жесты, мимику. Первостепенное значение пластическая характеристика приобретала в миниатюрах МХЭТа. По отзывам прессы, в спектакле «Своими словами» они уже доведены до виртуозности. Перед зрителями в стремительном темпе проходили милиционер, дворник, старый интеллигент, подвыпивший рабочий парень, чиновник-подхалим из канцелярии.
Впрочем, сюжеты МХЭТа постоянно обновляются, меняется и название — теперь это ГАБЭТ (Государственный академический большой эстрадный театр). В Ленинграде через несколько месяцев после московской премьеры появились новые миниатюры, ставшие, по мнению одного из рецензентов, «гвоздем» спектакля: в мебельном магазине, у чистильщика сапог, на экзамене, в ателье и др.
И все-таки подлинным идейным стержнем программы оставался «игровой» фельетон «Дорогие мои земляки». Авторы нашли прием, точно рассчитанный на талант и мастерство артиста. На маленькой железнодорожной станции встречались составы с возвращавшимися домой фронтовиками. Они радостно узнавали земляков, обменивались короткими фразами. С помощью таких реплик, состоявших иногда из од-ного-двух слов, Райкин воссоздавал зримые образы, умудрялся наделять своих персонажей характерностью. Все из разных мест — смоленские, калининские, саратовские, вологодские, — они были «земляками», составляли единую семью. Общая интонация фельетона была мажорной, жизнеутверждающей, праздничной. Избегая патетики, громких слов, Райкин какими-то только ему ведомыми средствами передавал радость победы и гордость за людей, сумевших ее завоевать. Он и сам, за четыре года проехавший чуть ли не по всем фронтам, многое повидавший и переживший, чувствовал себя «земляком».
Благодаря найденному приему патетика, которая на эстраде нередко звучит нарочито фанфарно, как бы скрывалась за характерностью лаконичных и одновременно таких узнаваемых зарисовок «земляков». И в то же время она отчетливо проступала в каждом слове, каждой интонации артиста, что и придавало победное звучание всему номеру. «В представлении затронуты актуальные, злободневные темы, обо всем этом театр говорит своими, присущими только ему словами», — писал журналист «Огонька».
В течение лета 1945 года спектакль «Своими словами» успешно шел в «Эрмитаже». Ленинградский театр миниатюр после четырех лет отсутствия наконец возвратился домой. В помещении Театра эстрады на улице Желябова осенью 1945 года артисты играли спектакль «Своими словами». На сцене Райкин исполнял фельетон «Дорогие мои земляки». Пристально вглядываясь в лица зрителей, он спрашивал: «Тут ленинградские есть?»
Можно считать, что с окончанием войны завершился еще один этап не только в судьбе театра, но и в жизни его руководителя. Накоплен огромный багаж жизненных впечатлений. В качестве главы коллектива Райкину пришлось самостоятельно решать множество самых разных проблем: нет авторов — он сам писал тексты монологов и миниатюр, нет режиссеров — сам ставил номера и целые программы. Освоенные им новые жанры и направления значительно расширили актерский диапазон, контакты с фронтовыми зрителями способствовали еще большему демократизму его искусства. И хотя зрители были разные, в каждом случае он говорил с ними своими, понятными им словами.
Владимир Масс и Михаил Червинский
Спектакль «Своими словами» продолжал с успехом идти в Москве, Ленинграде и других городах, когда А. И. Райкин уже готовил новую работу. Сегодня, когда артисты годами выступают не только с одним спектаклем, но в ряде случаев и с одним номером, подобная интенсивность творчества кажется почти неправдоподобной. Каждый вечер десятки людей толпились у театрального подъезда в надежде на лишний билет. Далеко не всем желающим посчастливилось посмотреть спектакль, а он уже заменялся новым, словно кто-то подгонял театр и его художественного руководителя, чтобы они одержали победу в этом стремительном эстрадном марафоне, обойдя соперников.
Впрочем, какое-то время Ленинградский театр миниатюр соперников не имел. Труппа из двенадцати—четырнадцати актеров без постоянного помещения осталась единственным в стране эстрадным театром, если не считать кратковременных начинаний вроде московской «Синей птички» и ленинградских программ-капустников А. А. Белинского. В таких условиях ленинградцы и подавно могли легко прокатывать одну программу в течение нескольких сезонов. Но неуемная жажда работы, феноменальная энергия и воля их руководителя заставляли постоянно решать новые задачи.
Еще не так давно рецензенты, сравнивая ленинградский и московский театры, отдавали пальму первенства второму, более сильному по актерскому составу и режиссуре. С большим успехом шло его обозрение «Где-то в Москве», поставленное в 1944 году одним из выдающихся режиссеров отечественного театра А. М. Лобановым. Это был целостный спектакль со своей фабулой по пьесе В. 3. Масса и М. А. Червинского. Но время быстро менялось.
