Трудно вообразить, что архивисты и другие рядовые сотрудники, привлеченные к работе над справкой Шверника, по собственной инициативе решились на передачу в партийные верха недостоверной информации. Скорее всего они действовали по указке руководителей аппарата ЦК КПСС, потребовавших от своих подчиненных представить «стопроцентные» доказательства невиновности казненных военачальников. Для чего им было предложено использовать только подлинные документы, ибо для фабрикации фальшивок требуются не только широкий кругозор и глубокие знания истории, но еще и профессиональные навыки в нескольких технических дисциплинах. Вот почему первоначально дело ограничивалось перепечаткой неких «рабочих материалов» (вроде изуродованного по содержанию ходатайства Якира), которые под пером одного из высокопоставленных партийных деятелей, хорошо знакомого с личными предпочтениями и антипатиями Хрущева, были отредактированы и включены в текст справки.
В любом случае, не сами партийные бонзы, а низовые работники, участвовавшие в подготовке справки Шверника, выполнили черновую работу по очистке документальных материалов от доказательств виновности Тухачевского и его единомышленников. Одновременно и тем же самым коллективом были найдены новые и отточены некоторые старые аргументы, которые по усмотрению партийного начальства могли бы служить подтверждением тезиса о фабрикации дела Тухачевского. Какая-то часть тех аргументов выглядела правдоподобно. Другая – нет. Незыблемым оставалось лишь одно: никто кроме узкого круга доверенных лиц не имел доступа к первичным источникам.
Нет причин сомневаться: Буденный со скрупулезной точностью изложил то, что происходило на процессе. На все 100 % удостовериться в том можно было бы, сверившись с текстом стенографической записи судебного заседания. Но в том-то и дело, что последняя вот уже несколько десятилетий недоступна для исследователей. А следовательно, ничего не остается, как обратиться к крупицам сведений в немногочисленных публикациях, отразившим содержание стенограммы процесса.
* * *
Одной из таких публикаций является статья Б. А. Викторова, опубликованная в 1988 г. в газете «Правда». Б. А. Викторов, бывший заместитель Главного военного прокурора армии и флота (1955–1967), поделился в своей статье наблюдениями и воспоминаниями, связанными с участием в «реабилитации» Тухачевского и других осужденных по тому же делу командиров Красной армии. Исправленный (и дополненный рядом небезынтересных подробностей) вариант того же очерка в 1990 г. вошел в книгу Викторова «Без грифа «секретно»«.
В статье и книге Викторов утверждает, что с судебно-следственными материалами по делу Тухачевского ему довелось познакомиться по долгу службы еще в 1950-е гг., в подтверждение чего им приводится несколько цитат, которые, если верить автору, почерпнуты из стенограммы процесса. Однако личное участие в реабилитации Тухачевского означает, что Викторов причастен к подготовке именно того криводушного «Определения № 4н-0280/57» Военной коллегии, о котором речь шла выше.
Ряд существенных неточностей мы находим у Викторова там, где он, к примеру, цитирует заявление М. П. Фриновского от 11 апреля 1939 г. Полный текст документа опубликован в 2006 г., поэтому легко убедиться, что у Фриновского нет ни слова в защиту или в оправдание осужденных военачальников. Более того, в той же самой записке Фриновский клеймит Бухарина, Рыкова, Ягоду и других деятелей за их участие в правотроцкистском заговоре. Но тщетно искать у Викторова упоминаний этих фактов; они просто отбрасываются, поскольку не вписываются в выстроенную им историческую конструкцию.
Характерная особенность: несмотря на очевидные смысловые искажения, сами источники процитированы Викторовым достаточно аккуратно. Изучение «реабилитационных» справок дает сходные результаты: все использованные там фрагменты почти всегда приводятся близко к тексту первоисточников, но все они, как правило, так искусно вырваны из контекста, что приобретают совсем другое значение.
Таким образом, не исключено, что выдержка из «последнего слова» Примакова в книге и статье Викторова процитирована без искажений: «Я должен сказать последнюю правду о нашем заговоре. Ни в истории нашей революции, ни в истории других революций не было такого заговора, как наш, – ни по цели, ни по составу, ни по тем средствам, которые заговор для себя выбрал. Из кого состоит заговор? Кого объединило фашистское знамя Троцкого? Оно объединило все контрреволюционные элементы; все, что было контрреволюционного в Красной Армии, собралось в одно место, под одно знамя, под фашистское знамя Троцкого. Какие средства выбрал себе этот заговор? Все средства: измена, предательство, поражение своей страны, вредительство, шпионаж, террор. Для какой цели? Для восстановления капитализма. Путь один – ломать диктатуру пролетариата и заменять фашистской диктатурой. Какие же силы собрал заговор для того, чтобы выполнить этот план? Я назвал следствию больше 70 человек заговорщиков, которых я завербовал сам или знал по ходу заговора… Я составил себе суждение о социальном лице заговора, т. е. из каких групп он состоит, его руководство, центр. Люди, входящие в заговор, не имеют глубоких корней в нашей Советской стране потому, что у каждого из них есть своя вторая родина: у Якира – родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича – в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной».
Трудно не заметить, насколько приведенный выше отрывок по смыслу близок к той части исследуемого ними письма, где пересказывается содержание заключительной речи Примакова в суде. Ясно, что Буденный не цитирует стенограмму процесса, а передает по памяти свои личные впечатления от увиденного и услышанного. Однако при сопоставлении обоих текстов выявляется их смысловое тождество. Таким образом, приведенная Викторовым выдержка из стенограммы позволяет удостовериться в надежности сделанных Буденным записей показаний осужденных военачальников.
Во всем остальном сообщения Викторова о процессе – результат тщательного отсева «ненужных» сведений сквозь сито предвзятых представлений о суде над Тухачевским. Викторов, к примеру, отмечает, что за исключением Примакова подсудимые единодушно заявили о «преданности делу революции, Красной Армии и лично товарищу Сталину». Так, наверное, оно и было, да только Викторов «позабыл» упомянуть такой ключевой факт, как безусловное признание всеми (и Примаковым) своей тяжкой вины, что в каждом случае предшествовало их клятвенным заверениям!
* * *
Между тем, исследователи по-прежнему не имеют доступа к материалам суда над Тухачевским, хотя о рассекречивании «дела военных» впервые было публично заявлено еще 17 апреля 1991 г. в статье корреспондента «Красной звезды» Алексея Хорева «Как судили Тухачевского», вышедшей с кричащим подзаголовком: «Комитет государственной безопасности СССР снял гриф секретности с материалов, связанных с осуждением маршала Тухачевского и других военачальников в 1937 году». Но все надежды исследователей заполучить само дело, чтобы начать изучать его по архивным источникам, оказались напрасными.
В своей публикации корреспондент «Красной звезды» процитировал ряд малоизвестных писем и показаний, и, как следует думать, ему действительно удалось познакомиться с некоторыми из документов или их фрагментами. Но о процессе как таковом в статье сказано мало. И лишь в одном случае Хорев со ссылкой на стенограмму затрагивает вопрос, на котором кратко останавливался Буденный: «Блюхер, в частности, как и Буденный, Алкснис, держался вовсе не пассивно. У Якира он (не ясно, кто именно: Блюхер, Буденный, Алкснис? – Г.Ф., В.Б. ), например, настойчиво допытывался о Гамарнике:
