Как расценить с морально-этической стороны эти верноподданнические строки? Их никак не мог написать студент-бунтарь Николай Миклуха, который по идейным соображениям едва ли счел бы вообще допустимым принимать царскую помощь. Однако с тех пор много воды утекло. Поглощенный своими планами в отношении Берега Маклая, перипетиями борьбы в защиту островитян Океании, тосковавший по Маргерит, Николай Николаевич, по-видимому, спокойно относился к событиям в России, которую он собирался вскоре опять покинуть на длительный срок. Царская милость позволяла Миклухо-Маклаю продолжить деятельность, которую он считал смыслом своей жизни. К тому же оказалось, что и вторая главная цель его приезда в Россию нашла поддержку у «гатчинского пленника».
Если завтра война
Неизвестно, поднимал ли Миклухо-Маклай на первой встрече с Александром III вопрос об активизации русской политики в Океании. Но, как показывают архивные материалы, этот вопрос обсуждался во время нескольких последующих аудиенций, состоявшихся в октябре — ноябре 1882 года. Мало разбираясь в хитросплетениях мировой политики и русской военно-морской доктрине, царь увлекся идеей поднять русский флаг на одном из отдаленных островов Южной Пацифики и поручил проработать этот вопрос главному начальнику флота и морского ведомства генерал-адмиралу великому князю Алексею Александровичу и управляющему Морским министерством вице-адмиралу И.А. Шестакову.
Алексей Александрович (1850 — 1908), младший брат императора, в июне 1881 года сменил на посту морского министра великого князя Константина Николаевича, который впал в немилость. По наущению Победоносцева новый царь лишил его всех постов, кроме во многом церемониального председательствования в РГО, и по существу отправил дядю в изгнание — в его крымское имение Ореанда. Алексей Александрович получил соответствующее образование, готовясь к морской службе, и несколько лет проплавал на военных судах. Однако он не обладал ни широким кругозором, ни организаторскими способностями и, оставаясь два десятилетия генерал-адмиралом, вошел в историю как один из виновников плачевного состояния флота накануне Русско-японской войны 1904 — 1905 годов.
Гораздо более крупная фигура — Иван Алексеевич Шестаков (1820 — 1888). Человек умный, с развитым чувством собственного достоинства, он в начале своей морской карьеры ушел в отставку, поссорившись с непосредственным начальником, но потом вернулся на флот, поддавшись уговорам великого князя Константина Николаевича. Шестаков провел многие годы за рубежом — в США и странах Западной Европы, сначала наблюдая за строительством судов для русского флота, а затем в качестве военно-морского агента (атташе). Это позволило ему узнать состояние иностранных флотов, новейшие морские доктрины и развитие военно-морского дела в этих странах, их политические системы и государственное устройство. Поэтому он хорошо знал не только технические аспекты строительства и эксплуатации судов, основы управления флотом, но и особенности международных отношений своего времени. Назначенный в январе 1882 года управляющим Морским министерством, Иван Алексеевич использовал свой богатый опыт для восстановления Черноморского и укрепления Балтийского флотов, реконструкции морских портов, прежде всего Севастополя, составления новых уставов и наставлений и т. д. Его кипучая деятельность оборвалась в ноябре 1888 года, когда он скоропостижно скончался.
Обсуждение вопроса о возможности приобретения Россией опорного пункта в Океании, разумеется, было строго конфиденциальным. Скудные сведения по этому вопросу, сохранившиеся в архивных документах, дополняются записями в до сих пор не опубликованном дневнике Шестакова. Судя по этим записям, адмиралу с самого начала не понравился Миклухо-Маклай. Шестакова раздражали его самоуверенность, легковесные суждения о политике великих держав на Тихом океане и интересах России в этом регионе. После первой встречи, состоявшейся еще 30 сентября, когда путешественник увлекательно рассказал о том огромном влиянии, которым он пользуется на северо-восточном берегу Новой Гвинеи, Шестаков записал в дневнике, что его собеседник, похоже, хочет стать там «царьком»
[779]. А 20 октября в дневнике появилась такая запись: «Миклухо-Маклай <…> склонил Государя занять или приобрести в Полинезии (Океании. — Д. Т.) какое-нибудь складочное место для наших судов. Для чего? По-моему, если уж непременно хотят, то пусть Маклай купит его и там поселится, чего он только и хочет. Придет завтра меня сверлить»
[780].
Проницательный Шестаков заметил некоторую недосказанность в рассуждениях Миклухо-Маклая, его попытки вести какую-то сложную игру. Действительно, путешественник едва ли ознакомил царя, генерал-адмирала и Шестакова с «Проектом развития Берега Маклая», имевшим значительный «английский компонент», хотя надеялся со временем получить поддержку русского правительства, если удастся начать осуществление этого замысла. Скептическое отношение Шестакова к предложениям и личности Миклухо-Маклая проявилось, как увидим в дальнейшем, когда от Николая Николаевича стали поступать в Петербург настойчивые призывы создать русскую колонию в Океании.
Между тем надлежало выполнить повеление Александра III о приискании подходящего места для устройства «складочного места» для русских судов, и Шестаков со своими особо доверенными помощниками начал вместе с Маклаем рассматривать предложения, поступившие от «белого папуаса».
В 60 — 80-х годах XIX века произошло быстрое расширение границ Российской империи на Азиатском континенте. Действуя по возможности мирными средствами, подкупая и подчиняя местных правителей, но не отказываясь от применения военной силы, Россия овладела Средней Азией (Кокандским и Хивинским ханствами и Бухарским эмиратом). Русские аванпосты приблизились к Афганистану, за которым раскинулась Индия, покоренная английскими завоевателями. Одновременно, воспользовавшись слабостью циньского Китая, Россия присоединила к своим владениям Приморье и Приамурье, прочно утвердившись на дальневосточном берегу Тихого океана.
На Особых совещаниях, регулярно созывавшихся по приказу Александра III для рассмотрения проблем этого региона и подготовки к войне на море, речь шла — как и в 1870 году, когда был отвергнут колонизационный проект барона Каульбарса, — не о территориальной экспансии на просторах Пацифики, а главным образом об обеспечении надежной защиты других дальневосточных окраин. Аналитики в канцелярии Морского министерства и в Главном морском штабе разрабатывали разные сценарии будущей войны на море, причем наиболее вероятным противником неизменно называлась Англия. Отряд русских судов на Тихом океане, базировавшийся на Владивосток, не смог бы противостоять британской эскадре. Поэтому главное внимание уделялось развитию концепции крейсерской войны. Крейсеры, действующие на трансокеанских морских путях, могли бы причинить огромный урон торговому флоту противника, нападать на его базы на тихоокеанских островах и даже совершать опустошительные рейды на слабо-защищенные с моря порты Австралии и Новой Зеландии.
Но активная деятельность русских крейсеров была бы невозможной без их исправного снабжения каменным углем, запасов которого на борту при тогдашнем уровне кораблестроения могло хватить лишь на две недели плавания. Поэтому концепция крейсерской войны предусматривала снабжение топливом этих кораблей в портах дружественных держав, путем захвата вражеских припасов и с российских судов-«угольщиков», для встреч с которыми следовало заранее присмотреть укромные бухточки в разных районах Океании.
