Закрытие биостанции
Через три месяца после того, как ученый узнал о внезапном захвате Германией Берега Маклая, на него обрушился еще один тяжелый удар: правительство колонии Новый Южный Уэльс, в составе которого больше не было сэра Джона Робертсона, приняло решение использовать земельный участок, на котором была построена биологическая станция, и само ее здание «для военных целей». Это решение обосновывалось необходимостью расширить оборонительные сооружения при входе в залив Порт-Джексон, хотя ранее военные не возражали против сооружения здесь биологической станции. Миклухо-Маклай тщетно протестовал против решения, которое «сделает невозможным какой-нибудь прогресс в моей научной работе»
[881]. 12 июля 1885 года он получил от властей предписание освободить здание станции.
Решение о фактическом закрытии биологической станции, основанной и используемой Миклухо-Маклаем, было напрямую связано с ростом антирусских настроений в Австралии, который был вызван резким обострением русско-английских отношений из-за Афганистана
[882]. «В Австралии, — писал ученый, — опасение войны с Россиею принимает очень значительные размеры»
[883]. Многие колонисты всерьез опасались нападения русских крейсеров на австралийские порты и в каждом российском подданном видели «тайного агента, шпиона и т. п.». «Ожидание войны с Россиею в 1885 г., — рассказывал год спустя Миклухо-Маклай, — имело последствием то, что правительство колонии New South Wales взяло назад землю, где находилась станция. <…> Очень вероятно, что при конфискации земли немалую роль играло то обстоятельство, что я русский»
[884].
Всплеск шовинистических настроений в Австралии начался еще до обострения англо-русского конфликта в связи с отправкой отряда волонтеров (около 750 человек) из Нового Южного Уэльса в Судан для участия в операциях английской армии по подавлению Махдистского восстания. 3 марта 1885 года проводить волонтеров на улицы Сиднея вышло более двухсот тысяч человек, размахивавших британскими флагами и несших плакаты «Вперед, Австралия!» и «Задайте перцу Махди!». Отряд почти не принимал участия в военных действиях и по их окончании через три месяца вернулся в Сидней, вызвав новую вспышку шовинистического угара. Отрядом командовал полковник Дж. Ричардсон — командир добровольческих военных формирований Нового Южного Уэльса, — и, как видно из архивных документов, этому новоиспеченному герою захотелось поселиться в здании биологической станции, которая была отобрана якобы для военных целей по его настоянию
[885].
Решение правительства колонии о закрытии биологической станции вызвало недоумение не только у натуралистов, но и у многих свободомыслящих людей как в Европе, так и в Австралии. Но совет РГО и высшие петербургские сановники проявили полнейшее равнодушие к этому постыдному шагу. Сообщая об их позиции, петербургский корреспондент газеты «Сидней морнинг геральд» писал: «Г-н Маклай — замечательный пример справедливости пословицы, что нет пророка в своем отечестве. <…> Когда его научные труды приобретут всеобщую известность, Россия явится с распростертыми руками, чтобы признать его своим, и кто знает, может быть, после его смерти даже воздвигнет ему памятник»
[886].
Впрочем, не все считали русского ученого «нежелательным иностранцем». Миклухо-Маклай пользовался известностью и уважением во всех английских колониях в Австралии, приобрел влиятельных друзей и знакомых в высших слоях местного общества и еще более упрочил свое положение женитьбой на дочери Джона Робертсона. Поэтому сиднейские власти так и не решились выдворить ученого из здания станции, а сам он заявил 31 августа 1885 года в местной газете, что «решил продолжать трудиться там до последней возможности», хотя «не очень-то приятно находиться в постоянном ожидании того, что придется освободить Биологическую станцию»
[887].
Неминуемая потеря станции, с которой было связано так много планов и надежд, заставила Миклухо-Маклая серьезно задуматься не просто об очередной поездке в Россию, а о перспективе возвращения на родину, то есть о крутом повороте в его жизни
[888]. Но, прежде чем отправиться в Россию, ученый решил по возможности завершить те работы, при подготовке которых ему были необходимы консультации австралийских коллег и сравнительный материал из сиднейских музеев. Результаты этих изысканий он докладывал на заседаниях Линнеевского общества Нового Южного Уэльса и после некоторой доработки публиковал в его «Трудах».
В 1884 — 1885 годах ученый посвятил шесть сообщений сумчатым Новой Гвинеи. Эти сообщения были основаны как на собственных фаунистических сборах, так и на коллекциях, привезенных другими путешественниками с юго-восточного побережья Новой Гвинеи в музей У. Маклея. Из семи форм новогвинейских сумчатых, объявленных Миклухо-Маклаем новыми видами, позднейшие систематики признали только один, названный им Dorcopsis Macleayi (в честь У. Маклея). Если бы русский ученый опубликовал данные о своих находках сразу по возвращении из первого путешествия на Берег Маклая, по крайней мере два вида сумчатых вошли бы в науку под его именем.
Миклухо-Маклай, по-видимому, не собирал систематического гербария. Однако во время путешествий он засушивал (иногда заспиртовывал) плоды, листья и цветы заинтересовавших его растений. Использовав его сборы, зарисовки и устные пояснения, выдающийся австралийский ботаник Ф. Мюллер описал два новых вида с Берега Маклая, причем назвал их в честь русского ученого: банан Musa maclayi и Bassia maclayana (дерево со съедобными плодами). Сам Миклухо-Маклай описал в качестве нового вида дерево Canarium gutur тоже с Берега Маклая
[889]. Благодаря очным и заочным консультациям с Мюллером, а также с итальянским путешественником О. Беккари (ботаником по образованию) и директором ботанического сада в Бейтензорге Р. Шеффером Миклухо-Маклай смог создать в 1885 году свою известную работу «Список растений, используемых туземцами Берега Маклая на Новой Гвинее»
[890]. Эта статья позволяет считать ее автора одним из зачинателей этноботаники.
