Разъясняя смысл этого обращения к царю в письме Семенову, написанном в январе 1878 года, ученый подчеркивал, что отнюдь не помышлял о русской колонизации Берега Маклая.
«Что мне казалось (и кажется) желательным, — писал он, — был "протекторат" части Новой Гвинеи, которой жители через мое посредство подчинятся некоторым международным обязательствам и которые, в случае насилий со стороны белых, имели бы законного могущественного покровителя»
[612]. Отсюда видно, что Миклухо-Маклай, прослушавший курс международного права в Гейдельбергском университете, понимал протекторат как особое отношение между сильным и слабым государствами, заключающееся в том, что первое должно защищать последнее, а последнее, даже оказывая определенные услуги первому, остается суверенным, то есть независимым. Однако в последней трети XIX века, по мере усиления колониальной экспансии европейских держав, под протекторатом стали все чаще понимать господство, даже «особый род завладения территорией»
[613]. Вероятно, именно так истолковали в Петербурге предложение Миклухо-Маклая. Пройдет немного времени, и Николай Николаевич освоится с таким пониманием термина «протекторат».
О реакции в РГО и российском МИДе на письмо ученого от 24 мая никаких данных найти не удалось. Но, как свидетельствуют архивные материалы, Семенов, получив письмо от 28 октября, переслал его в МИД. В сопроводительном письме он просил указаний, как отвечать путешественнику на его запрос, продиктованный известием «о намерении Англии занять часть Новой Гвинеи» и желанием «предотвратить от папуасов пагубное для них влияние английской колонизации»
[614].
В связи с этим запросом в департаменте внутренних сношений МИДа, только что возглавленном Ф.Р. Остен-Сакеном, была подготовлена обстоятельная записка «О русском путешественнике Миклухо-Маклае». Документ, предназначенный для доклада царю, готовился очень тщательно; в его редактировании участвовал сам канцлер — престарелый князь А.М. Горчаков. В записке отмечалось, что «благодаря необыкновенной силе воли, прямоте характера и умению обращаться с дикарями» путешественник сумел в 1871 — 1872 годах приобрести огромное влияние на папуасов Берега Маклая. В дальнейшем он «часто имел случай наблюдать пагубное влияние европейской цивилизации, когда она приходит в соприкосновение с первобытными порядками диких островитян». В документе отдавалось должное «бескорыстным, истинно человеческим стремлениям» Миклухо-Маклая, но предлагалось отклонить его просьбу о протекторате. Ознакомившись с запиской, Александр II одобрил содержащийся в ней вывод
[615]. Такое решение было предсказуемым: отвергнув в 1870 году колонизационный проект барона Каульбарса, русское правительство предпочитало и дальше воздерживаться от колониальной экспансии в далеких южных морях. Что же касается Остен-Сакена, то, став директором департамента, он неукоснительно придерживался политического курса верховной власти и, сохраняя благожелательное отношение к Миклухо-Маклаю, скептически относился к его проектам.
24 декабря 1875 года товарищ (заместитель) министра иностранных дел Н.К. Гире направил Семенову «доверительное» письмо, в котором говорилось: «Ввиду отдаленности этой страны и совершенном отсутствии там русских интересов предложение Миклухо-Маклая не может быть никоим образом принято нашим правительством. Такое решение подлежит еще тем соображениям, что участь Новой Гвинеи решится в ближайшем будущем, так как не только Англия, но и Голландия заявляют притязания на этот остров»
[616].
Предупредив в письме от 29 октября о своем намерении вскоре отправиться на Новую Гвинею, Миклухо-Маклай попросил Семенова безотлагательно прислать телеграмму с намеком, «на что я могу надеяться со стороны русского правительства»
[617]. Однако вице-президент РГО, возможно не без умысла, предпочел сообщить о решении правительства письмом. Оно было отправлено в феврале 1876 года, но получено исследователем почти два года спустя, уже по его возвращении с Берега Маклая. Помимо изложения позиции «Высшей Инстанции», Семенов выразил в письме сожаление, что путешественник, по-видимому, переходит «с почвы научной на почву чисто практическую». Рассказывая впоследствии о научной и общественной деятельности Миклухо-Маклая, Семенов назвал нашего героя «трибуном диких папуасов»
[618].
Но как добраться до Берега Маклая? На русское военное судно на сей раз рассчитывать не приходилось. Оставалась одна возможность: найти торговую шхуну, совершающую плавание на острова северо-западной Меланезии, владелец или фрахтователь которой согласится за плату доставить путешественника в залив Астролябия. У Николая Николаевича, как обычно, не было денег на оплату проезда и закупку снаряжения для новой экспедиции. X. Я. Алкерсмит, глава батавской фирмы «Дюммлер и К0», все более настойчиво напоминал о возврате долгов, по которым набегали значительные проценты. Но друзья познакомили русского путешественника с другим голландским коммерсантом — банкиром, купцом и судовладельцем К. Шомбургком, обосновавшимся в Сингапуре. Этот негоциант согласился — разумеется, небескорыстно — отправить Миклухо-Маклая на зафрахтованной шхуне «Си берд» и ссудить средствами для закупки необходимых припасов. Шхуна должна была уйти в очередной «островной» рейс из яванского порта Черибон в феврале 1876 года. Место и время отправки устраивали Миклухо-Маклая. Покинув Сингапур, где он «боялся невольно, мимоходными замечаниями даже, повредить делу малайцев»
[619], Николай Николаевич получил три месяца, чтобы отдохнуть на Яве, по возможности поправить свое здоровье перед новой экспедицией и подготовить несколько публикаций.
Новый генерал-губернатор Нидерландской Ост-Индии ван Лансберге любезно принял в Батавии именитого путешественника, дал указание помочь ему приобрести земельный участок для создания зоологической станции
[620], но не пригласил — в отличие от Лаудона — погостить в своей резиденции в Бейтензорге. Николая Николаевича привлекали туда романтические воспоминания, освежающий, хотя и коварный, микроклимат этого города-парка. Стесненный в деньгах, он снял просторный, но ветхий домик в кампонге (деревне) Эмпанг близ Бейтензорга.
