Я громко рассмеялся.
– Назад в свою нору, крыса, – буркнул он, пихнув меня ногой.
По пути домой мы организовали поиск снарядного осколка, причинившего нам повреждения, но, странно, он так и не нашелся. Отверстие в лобовом стекле было заткнуто тряпками, и Диг во время посадки должен был изгибаться, чтобы смотреть через неповрежденную часть фонаря.
Идя на доклад, мы видели, что груп-каптэн благополучно возвратился, он смеялся и шутил, как ветеран. Это было наилучшее время, когда мы испытывали эйфорию, и можно было подумать, что каждый летчик, находящийся в приподнятом настроении, принял некий лекарственный стимулятор. Даже Никки улыбался и казался пребывающим в мире со всем миром.
На инструктаже экипажам сообщили, что предстоит бомбить Саарбрюккен, а затем приказали прогреть двигатели и ждать на стоянках дальнейших распоряжений, но облачность была настолько низкой, что нельзя было увидеть конец взлетно-посадочной полосы, и никто не надеялся вылететь.
Джок Хендерсон, сержант из наземного обслуживающего экипажа «Эйбла», восстановил лобовое стекло в одиночку, дав остальным техникам ночь отдыха, но, работая без посторонней помощи, он трижды свалился со своей лестницы и очень сожалел о своем великодушии. Он стоял позади Дига и Рея во время прогрева и проверки работы двигателей. Когда масло начало циркулировать свободно, Диг остановил двигатели.
Некоторое время экипаж прогуливался по стоянке, разминая ноги и куря, испытывая обычное предполетное волнение, которое проявлялось в громком смехе, внезапно прерывавшемся полной тишиной. Из пелены легкого падающего снега возник автомобиль Викария: «Парни, вылет задержан на час. Будьте наготове и, если не появится никаких дальнейших распоряжений, выруливайте на старт».
Еще один час пропал впустую. Живая изгородь около стоянки «Эйбла» смотрелась бледно-серым пятном; казалось, что мы существуем в рулоне плохо проявленной кинопленки, снятой несфокусированной камерой. Вылеты отменялись и при намного лучшей погоде, и, казалось, можно быть уверенным, что сортировочная станция в Саарбрюккене, забитая грузами для немецкой армии, будет сбережена для другого дня. Я надеялся, что так и будет; тем вечером в Бери-Сент-Эдмундс приезжала Одри, чтобы провести со мной уик-энд, и это было намного более важно, чем расстройство и так уже дезорганизованной немецкой транспортной системы.
Час прошел, и мы поднялись с превратившейся в каток взлетно-посадочной полосы. Чтобы избежать столкновения, Диг летел прямолинейным курсом на предписанной скорости, и на высоте 2700 метров сквозь перистые облака, висевшие словно бумажные ленты, прорвался слепящий солнечный свет.
Небо над Континентом прояснилось, и, когда мы приблизились к цели, Саарбрюккен был похож на огромного кота, свернувшегося на солнце. Едва мне вспомнились начальные строчки одного из самых известных сонетов Вордсворта
[98], как сверху из прекрасного утреннего неба посыпались бомбы и разрывы замерцали словно вспышки жаркого тумана. Поскольку взрывы следовали один за другим, город исчез под покровом черного маслянистого дыма.
Рей произнес: «Мы должны зафлюгировать левый внешний двигатель», полет домой начался на трех двигателях.
Турельная установка Гарри приводилась в движение гидроприводом, который питался энергией от левого внешнего двигателя, теперь наш стрелок мог поворачивать ее только с помощью ручного привода. Должно быть, ему стало более комфортно, когда дружелюбный пилот «Мустанга», заметив, что мы испытываем некоторые трудности и летим в одиночку, стал сопровождать нас, в то время как сверху сражение между британскими и немецкими истребителями оставляло длинные белые царапины в синем небе.
Над французским побережьем облачность начала опускаться все ниже, и я подумал об Одри, которая приблизительно в это время должна была прибыть в Бери-Сент-Эдмундс.
Заговорил Джордж: «Диг, по радио получен приказ изменить курс. На Сент-Эвал, везде настоящий ад».
Возникла пауза, пока Лес рылся в своих картах и бумажках. «Он находится на корнуоллском побережье
[99], – сказал он. – Поменяйте курс на 275 градусов, пока я не уточню местоположение».
В сумерках мы увидели линию корнуоллского берега и по крайней мере сорок «Ланкастеров», которые кружили над ним, как стервятники над трупом. Когда мы пролетели над Сент-Эвалом, то увидели, что на его взлетно-посадочную полосу надо заходить со стороны моря. При плохой видимости и обманчивом свете Диг должен был позаботиться о том, чтобы не зайти слишком низко и не врезаться в береговые утесы. Мы долгое время летали по кругу, прежде чем по радио раздалось: «Эйбл», заходите на посадку».
Диг и Рей, действуя совместно, выпустили шасси и закрылки, но когда мы разворачивались к взлетно-посадочной полосе, я заметил впереди другой «Ланкастер», который, казалось, был слишком близко.
– «Эйбл» на посадочном курсе, – передал Диг на пункт управления, но никакого подтверждения не последовало.
– Обороты 2850 и закрылки на тридцать градусов, – приказал он Рею.
Мы приближались к летящему впереди самолету. Похоже, что посадка грозила стать чрезвычайно опасной. Затем затараторил пункт управления:
– «Эйбл» – уходите на второй круг, «Эйбл» – уходите на второй круг.
– «Эйбл» – уходите на второй круг, – прогнусавил Дик, и создавалось впечатление, что ему все это надоело до чертиков.
– Двигатели изрядно перегрелись, и лучше было бы приземлиться прямо сейчас, – сказал Рей.
Стоя позади Дига и Рея, на своей обычной позиции во время посадки, я видел, что выхлопные патрубки трех двигателей «Эйбла» раскалились докрасна и только четвертый двигатель был темен, а пропеллер неподвижен. Сумеречный вечер перешел в ночь. Лес выключил лампы в своем отсеке, отодвинул одеяло и втиснулся позади меня. Четыре пары глаз настороженно вглядывались вперед, когда началась подготовка к новому заходу на посадку.
– «Эйбл» на посадочном курсе, – передал Диг.
– «Эйбл» – уходите на второй круг, «Эйбл» – уходите на второй круг, – раздался безмятежный ответ пункта управления.
– Во что, черт возьми, вы играете? – прорычал Диг. – О'кей, «Эйбл» уходит на второй круг... Полный газ, закрылки и шасси убрать.
– Двигатели не выдержат долго, – спокойно доложил Рей, – да и резерв топлива мы почти израсходовали.
Джордж оставил свой радиопередатчик и жался позади Леса. Теперь уже пять человек вглядывались вперед, иногда бросая взгляды на раскаленные двигатели и искры, сыпавшиеся в воздух.
Я забыл об Одри, брошенной в гостинице в Бери-Сент-Эдмундсе; единственной мыслью, которая сейчас имела значение, было то, что мы должны благополучно приземлиться.
