Помнишь последний вылет? Для меня это было нечто особенное. Рейд из тысячи бомбардировщиков, быть ведущим эскадрильи и весь обратный путь назад на аэродром лететь в плотном строю. Затем интервью для прессы и хвалебные статьи в газетах. И вечеринка в пабе. Я все еще не могу понять, как мы со всей той толпой из наземной команды, девушек из WAAF и всех прочих вернулись обратно в сержантскую столовую, избежав неприятностей после того, как нас выгнали из паба.
Худший вылет? 12 декабря 1944 г., дневной полет к Виттену на «Пи-Питере». Помнишь истребители, которые слонялись слева перед нами? Это, казалось, были «сто девятые» и «сто девяностые», и в тот день они действительно вклинились в поток. Мы были очень близки к тому, чтобы быть сбитыми вместе с другими самолетами.
Есть еще один вылет, который приходит на ум, Майк, но в тот раз тебя не было с нами. Мы взяли какого-то несчастного бомбардира, для которого это был первый боевой вылет, и, находясь на боевом курсе, он промахнулся и не сбросил бомбы. Так что нам пришлось сделать круг, дать ему возможность попробовать еще раз. Я не могу не признать, что не слишком был счастлив этому, и не сомневаюсь, что и остальные парни также не были особенно рады.
Дрезден. Во время налета у меня вообще не было никаких мыслей об этом, потому что это была лишь очередная работа, которую надо было выполнить, и я должен признать, что не имел полной картины ситуации. Лишь после изучения разрушений, которые мы причинили, и, узнав, что это вообще не была военная цель, я ощутил огорчение. Этот вопрос несколько раз обсуждался здесь после войны, но достаточно спокойно, потому что я не встретил ни одного австралийца, который бы участвовал в том налете. Мне кажется, что этот налет был совершен по просьбе русских и что он имел политическую цель.
Майк, я надеюсь, что ты сможешь разобраться во всем этом. Не стесняйся, спрашивай еще, если тебе что-то покажется непонятным.
Мои наилучшие пожелания твоей семье,
Всегда твой,
Джордж».
Письмо Дига заставило меня понять, почему замечание Гарри – «Он был более взрослым» – было верным. Диг был более взрослым, потому что он лепил себя с отца и уже был на полпути к тому, чтобы стать мужчиной, еще до того, как достиг зрелого возраста. Хотя я уважал своего отца, мы никогда не походили на братьев. Я рос больше с матерью, чем с ним, и единственными воспоминаниями, которые я могу разделить с ним, была помощь в выполнении домашних заданий по латыни и собирание почтовых марок. Он был приятным человеком с различных точек зрения, но с ним всегда было нелегко сблизиться, и, оглядываясь в прошлое, я вижу, что мне лепить себя было не с кого.
В трудах по психологии я читал о необходимости «образа отца». Я не могу сказать, что когда-либо осознанно нуждался в таком образе, и кажется маловероятным, что я сам когда-либо буду им. Некоторое время Бог был для меня своего рода образом отца, но Бог моего детства был Богом из Священного Писания, затем несколько пугающим божеством в Ветхом Завете, которое тревожно проплывало сквозь Новый Завет, приобретая иные облики, например Эроса. В конечном итоге я оказался перед лицом Бога, и это скорее походило лишь на внешний трепет; Бог стал меньше.
Возможно, что я слишком щепетилен к отношениям отца и сына, поскольку мой собственный сын, которому теперь двадцать три года, в течение последних десяти лет находится в психиатрической больнице с тяжелой формой шизофрении, и возможно, что я слишком многое приписываю тому, что Диг рано возмужал благодаря человеку, который был его отцом. И все же данные указывают на то, что между матерью и дочерью, отцом и сыном формируется своеобразная цепочка или копирование образа. Нормальный ребенок действительно абсолютно подсознательно копирует родителя своего пола в складе ума, предубеждениях и предпочтениях, вкусах и моральных суждениях.
Диг имел трех детей, девочку в возрасте пятнадцати лет и мальчиков двенадцати и девяти лет. Я могу биться об заклад, что его сыновья будут расти очень близкими к нему, как он был близок к собственному отцу. Но здесь не место, чтобы развивать дальше эту тему. Я остановился на этом лишь потому, что Рей, когда я, наконец, встретил его, произнес нечто, что никогда не приходило мне в голову. Он сказал: «Конечно, Диг был всем нам как отец».
Глава 6
РЕЙ
«ГДЕ НАЙТИ ПРОПАВШЕГО РЕЯ ПАРКА?»
Это был заголовок колонки в «Истерн дейли пресс», за которым следовало:
«Группа бывших служащих RAF в настоящее время наводит справки в Норфолке, чтобы отыскать следы своего военного друга по имени Рей Парк, который был родом из норфолкской деревни со словами «Сент-Мэри» в названии... Теперь один из них пишет книгу об их деяниях, которая не может быть закончена до тех пор, пока не удастся найти всех оставшихся членов экипажа. «Истерн дейли пресс» узнала об этой ситуации из телефонного звонка инспектора Рассела Брауна. Проходя курс в полицейском колледже, он недавно встретил другого бывшего члена этого экипажа, инспектора Джорджа Белла, который теперь служит в полиции Донкастера...»
Джордж рассказал мне о своем друге в полиции Нориджа, которого он попытается привлечь к поискам Рея, и это было одной из причин, почему я отложил посещение деревень, имевших в своем названии приставку «Сент-Мэри». Другой причиной, почему я оттягивал его, была та, что, хотя я и очень хотел встретиться с Реем, мог вспомнить лишь сильные ссоры между нами. В первой части книги я пытался быть честным, но часто нет ничего более обидного, чем говорить правду. Рей вполне мог полагать, что правда, какой она виделась мне, была очень оскорбительной для него.
В тот же самый день, когда в «Истерн дейли пресс» была опубликована эта заметка, газета «Истерн ивнинг ньюс» вышла с заголовком:
«РЕЙ ПАРК ПОЗВОНИЛ – «Я НАХОЖУСЬ В НОРИДЖЕ»
«Где найти пропавшего Рея Парка?» – спрашивал заголовок в «Пресс» сегодня. Два часа спустя Рей Парк, разыскиваемый группой бывших служащих RAF, позвонил в газету Восточных графств, чтобы сообщить: «Я в «Норидж юнион», в юридическом отделе»... Мистер Парк рассказал: «В то время, когда я служил в 218-й эскадрилье (в 1944 г.), я жил в Торп-Сент-Эндрю
[149], – они ошиблись с Сент-Мэри, но, по крайней мере, они знали, что это был святой...» ...«Я собираюсь позвонить инспектору Брауну, поскольку он, кажется, посредник», – сказал мистер Парк, который теперь с женой и двумя детьми живет в Спроустоне
[150]».
Прекрасным ранним летним утром Одри и я отправились на машине в Норфолк. Дорога была свободной, и мы следовали маршрутом, по которому я не ездил с тех дней, когда эскадрилья перебазировалась на базу в Суффолке и когда я, сев на «Нортон», ехал на юг, чтобы увидеться с ней в Лондоне. Но подобную ностальгию, как я ощущал, надо было держать в узде; сентиментальность, вышедшая из-под контроля, всегда недалека от печали, а в ней нет ничего нового.
