Между тем сцену сожжения тел наблюдал еще один невольный свидетель. Им оказался другой полицейский охранник, который тоже наблюдал ее именно из-за принятых мер предосторожности. Его имя Герман Карнау. Карнау, как и другим сотрудникам охраны, не несшим в тот момент дежурство, было приказано одним из офицеров эсэсовского эскорта покинуть бункер и уйти в столовую имперской канцелярии. Карнау, после недолгого раздумья, решил не подчиняться приказу, а вернуться в бункер. Вернувшись, он обнаружил, что дверь заперта. Тогда Карнау обошел здание и вошел в сад, чтобы воспользоваться аварийным выходом. Обогнув вышку, на которой стоял в карауле Мансфельд, Карнау был поражен, увидев два трупа, лежавших рядом друг с другом возле крыльца бункера. Почти в ту же секунду трупы вспыхнули ярким пламенем. Карнау не мог понять причину такого стремительного возгорания. Он не видел человека, который поджег трупы, но мог поручиться, что огонь не был следствием обстрела, так как сам находился в нескольких метрах от вспыхнувших тел. «Наверное, кто-то бросил спичку от крыльца», – предположил Карнау, и, по сути, оказался прав.
Несколько мгновений Карнау смотрел на горевшие трупы. Узнать их было легко, несмотря на то что голова Гитлера была разнесена выстрелом. Зрелище было «мерзким до крайности», вспоминает Карнау. Потом он спустился в бункер через аварийный выход. В бункере столкнулся со штурмбаннфюрером Францем Шедле, офицером эсэсовского эскорта. Шедле недавно был ранен осколком снаряда в ногу. Он был вне себя от горя. «Фюрер мертв, – сказал он, – и горит теперь на улице». Карнау помог ему доковылять до его комнаты.
Мансфельд, находившийся на вышке, тоже наблюдал горение тел. Взобравшись на вышку после приказа Гюнше, он увидел сквозь амбразуру поднимавшиеся к небу огромные столбы дыма. Когда дым немного рассеялся, Мансфельд смог разглядеть те же тела, которые он видел, входя в бункер, горевшие ярким пламенем. После того как все присутствовавшие ушли, Мансфельд, не прячась, продолжал наблюдать. Время от времени из бункера выходили эсэсовцы и подливали в костер бензин, чтобы поддержать горение. Некоторое время спустя Мансфельда сменил на вышке Карнау. Он помог товарищу спуститься с вышки, и они вместе подошли к горевшим трупам. Нижние части обоих тел совершенно обгорели, и стали видны обнаженные кости голеней Гитлера. Час спустя Мансфельд снова подошел к костру. Тела все еще горели, хотя и не очень высоким пламенем.
Ближе к вечеру еще один сотрудник полицейской охраны попытался ближе рассмотреть горевшие трупы. Этого человека звали Гансом Хофбеком. Поднявшись по ступенькам из бункера, он остановился на крыльце, но надолго он там не задержался. Невыносимый запах горелого мяса прогнал его прочь.
Поздно ночью бригаденфюрер Раттенхубер, начальник полицейской охраны, пришел в «собачий бункер», где отдыхали караульные, и обратился к шарфюреру эсэсовского эскорта. Бригаденфюрер приказал ему явиться к его командиру Шедле, подобрать трех надежных солдат и похоронить трупы. Вскоре после этого Раттенхубер снова появился в «собачьем бункере» и обратился к солдатам, взяв с них торжественную клятву хранить в тайне все, что они видели и слышали. За разглашение тайны виновные будут немедленно расстреляны. Незадолго до полуночи Мансфельд снова занял свой пост на вышке. Русские снаряды продолжали падать на имперскую канцелярию, и небо то и дело освещалось вспышками разрывов. Мансфельд заметил, что одну из воронок заметно подправили, а тела из костра исчезли. Не было сомнений в том, что воронку использовали как могилу для сгоревших тел. Ни один снаряд не смог бы оставить в земле такой ровный прямоугольник. Примерно в то же самое время Карнау вместе с другими полицейскими патрулировал Фоссштрассе, и один из товарищей сказал ему: «Грустно, что никого из офицеров не интересует, что стало с телом фюрера. Я горд тем, что один знаю, где он похоронен»
[232].
Это все, что нам известно об уничтожении останков Гитлера и Евы Браун. Одной из секретарш Линге позднее сказал, что, как и распорядился Гитлер, его тело жгли до тех пор, пока от него «ничего не осталось». Но возможность такого полного сгорания в высшей степени сомнительна. Медленно сгоревшие в песке 180 литров бензина могли обуглить тело и испарить из тканей всю влагу, оставив лишь неузнаваемо изуродованный остов. Но на таком костре невозможно сжечь кости. Но кости так и не были найдены. Возможно, их разбили и смешали с другими телами – телами солдат, убитых при обороне имперской канцелярии, и телом Фегеляйна, тоже закопанным в саду. Русские перекопали сад и обнаружили там множество таких тел. Возможно, если верить словам, приписываемым Гюнше, пепел был собран в шкатулку и вывезен из имперской канцелярии. Но, вероятно, не требуются никакие изощренные объяснения. Возможно, что проведенное расследование было попросту небрежным. Следователи, которые в течение пяти месяцев не видели лежавший на виду служебный дневник Гитлера, могли тем более пропустить преднамеренно спрятанные улики. Но каковы бы ни были объяснения, Гитлер добился своего: как Аларих, погребенный на дне Бусенто, современный истребитель человечества тоже никогда не будет найден.
В то время как часовые и караульные созерцали горящие в саду имперской канцелярии тела, высокопоставленные обитатели бункера занимались более прозаическими делами. Предав тела огню и отдав им последние почести, они вернулись в безопасный подвал, чтобы обдумать будущее. Снова, как после прощания Гитлера, возникло такое впечатление, что в бункере рассеялось мрачное, гнетущее облако. Кошмар идеологического подавления исчез, и, хотя перспективы были более чем сомнительными, тем не менее все были свободны решать эти проблемы по-деловому. Казалось, с этого момента никого уже не заботило прошлое, а тем более тлевшие во дворе канцелярии трупы. Этот эпизод остался в прошлом, и теперь, в течение короткого времени, еще отведенного обитателям бункера, им надо было решить свои собственные проблемы. Да, как заметил меланхолично настроенный полицейский, это было печальное зрелище: всем было наплевать на труп фюрера.
Первое свидетельство изменившейся атмосферы в бункере заметили секретарши, которые не присутствовали при церемонии, но теперь вернулись в свои помещения. Линге и Гюнше рассказали им подробности произошедшего, но не из этих рассказов женщинам стало ясно, что Гитлер мертв. Все находившиеся в бункере курили. При жизни фюрера курение в бункере было категорически запрещено. Но теперь строгий учитель ушел, и мальчики могли безнаказанно шалить и нарушать все правила. Под успокаивающим воздействием никотина, отсутствие которого, вероятно, еще больше усиливало нервозность последней недели, люди смогли наконец серьезно заняться решением административных проблем, оставленных им в наследство Гитлером.
