Елисавета Андреевна не только не тяготилась своим новым положением, но, напротив, была в высшей степени им довольна. Женщина деятельная, привыкшая все брать на себя, она была не прочь иной раз вмешаться и в государственные дела своего сына. Многие знали о ее честолюбии и пытались использовать это в своих интересах.
По свидетельству генерала С. И. Маевского, Аракчеев рассказывал ему однажды: «После кампании государь возвращается в Петербург… Я поспешил одеться и встретить государя. Государь меня обнял, расцеловал и просил поспешить приездом к нему. Я явился в кабинет государя и снова был счастлив его ласками и милостью. Но вижу, что государь что-то беспокоится, чего-то ищет на столе и между бумаг. Я читаю и вижу, что мать моя жалуется в статс-дамы! Я бросился на колени и умолял государя отменить сию милость. Мать моя не рождена для двора, и милость сия, выводя ее из неизвестности, уронила бы нас обоих. Государь долго не соглашался, говоря: «Я не знаю, граф, чем другим тебя наградить». Но, наконец, убедился моею просьбою и согласился милость сию отменить. Женщины все честолюбивы. Мать моя не знала до гроба о сей милости. Но ежели бы узнала, она и за гробом не простила бы этого мне». Событие, о котором говорил Аракчеев Маевскому, оказалось записанным в его заметках на прокладных листах Евангелия. Благодаря данной записи мы можем сказать, когда оно произошло. Под датой 12 декабря 1815 года читаем: «Государь император Александр I изволил давать графу Аракчееву звание статс-дамы для его матери, но граф онаго не принял и упросил оное отменить».
Обращалась Елисавета Андреевна к сыну Алексею по-разному: «дражайшее и прелюбезнейшее мое сокровище и премного милой мой друг», «моя надежда», «моя радость» и т. д., и все ее обращения были проникнуты особой душевностью — Алексей был ее любимцем, да и видела мать сердцем и глазами, что живется ему на этом свете очень тяжко.
День его рождения — 23 сентября — Елисавета Андреевна считала самым большим праздником для себя. Каждый год собирала она у себя в этот день гостей на торжество. В курганской церкви служили молебен за здоровье графа. Потом она сообщала Алексею, как прошел праздник, сколько гостей было, какие слова о нем говорили.
Ни от кого другого, ни от какой иной женщины не получал Алексей Андреевич столь теплых, искренне любящих писем, какие получал от своей матери. И никто так не сострадал ему, как мать. «Ты, мой батюшко, не успел от дорожных своих трудов несколько себя успокоить да и опять поднялся летать и мучиться», — причитала Елисавета Андреевна в одном из писем к своему Алексею в 1818 году. И Алексей чтил свою мать как никого. При встрече с ней неизменно становился на колени и преклонял голову к ее ногам.
В 1818 году Елисавете Андреевне исполнилось уже 68 лет. Дух ее оставался прежним, но здоровье ослабло. Жалобы на плохое самочувствие стали появляться почти в каждом ее письме к сыну. Сознавая, что жить ей осталось недолго, она старалась зазвать Алексея к себе, чтобы наглядеться на него перед уходом в мир иной, и просила его чаще писать ей письма. «Милостию Божией я жива, но здоровье мое слабо, — писала Елисавета Андреевна в ноябре 1818 года. — Давно уже лишаюсь я радости читать письмы твои. Скажи мне, мой милый друг, здоров ли ты и посетишь ли меня? Я ожидаю, но не знаю, утешишь ли меня, моя надежда? Ежели тебе, моему бесценному другу, нельзя посетить меня, так уведомь. Я останусь тогда спокойна. Поздравляю тебя, моего прелюбезного друга, с наступающим днем твоего ангела! Молю Бога и ангела твоего, да сохранит тебя. Буди на тебе, моем премноголюбезном друге, Божие и мое материнское благословение».
«Неоцененное мое сокровище, милой мой друг Алешинька! — обращалась Елисавета Андреевна к сыну в январе 1819 года. — Я, слава, Богу, покудова еще жива, но здоровьем, батюшка, слаба. И скучно: все родные разгавливаются вместе, а я бедная одна… Дай Бог, чтобы ты, мое утешение, был здоров, а звать тебя не смею: знаю, естьли бы можно, не отказал бы меня утешить. Благодарю за письма и за присылание денег, я получила и прочие все посылки… Прости, мое неоцененное сокровище, целую тебя, моего друга, буди над тобою мое родительское благословение»
[191].
Алексей Андреевич, если представлялась возможность, наезжал к своей матери в Курганы или Бежецк. Елисавета Андреевна привыкла к его частым письмам, разного рода подаркам. В начале 1819 года он по какой-то причине не смог навестить мать, хотя обещал приехать 9 января, и даже письма не написал. Елисавета Андреевна была в крайнем беспокойстве. «Дражайшее и прелюбезнейшее мое сокровище и премного милой мой друг Алексей Андреевич, — обращалась она к сыну 20 февраля. — Поначалу сего наступившего Нового Года и по 16-е чи[сло] сей настающие четыре — десятницы во все время я неусыпно и денно и ношно была во ожидании к себе тебя, неоцененного друга моего. Напротив того, не токмо пожаловать ко мне так уже в 9-го чи[сла] Генваря; не могла удовольствие иметь в получении и премного приятнейших писем твоих; уведомь меня, мое сокровище, что с тобой сделалось. Что ты мени позабыл и за что на меня прогневался; не дай мне безвременно, отец мой, умереть, я и так уже за слабостию здоровья моего почти на краю гроба стою; так что с великим принуждением могу что приказать и написать к тебе; а сие письмо пишу по необходимости, что я уже вышла из границ терпения; в надежде того, что естьли ты, мой батюшка, еще существуешь, так оное письмо чрез сего подателя скорея до тебя дойдет и скорее опять могу получить на сие ответ».
Весной 1820 года мать графа Аракчеева ездила помолиться в Ростов. Это была последняя поездка непоседливой Елисаветы Андреевны. Приехав в Курганы, она слегла, совсем ослабевшая от старости и болезней. И стала отчаянно звать к себе Алексея. «Я уже тебе, прелюбезному другу моему, — обращалась она к сыну в начале июля, — писала в двух письмах о вояже в Ростов и полагаю, что ты оныя уже получил, в которых неоднократно уведомляла тебя и о положении слабого моего здоровья и вместе с сим просила тебя, чтобы ты, мое сокровище, в проезд твой с Государем императором в Тверь, меня навестил и пожаловал бы ко мне хотя на один денек. Также и при сем прошу тебя, мой батюшко, навещением своим не оставить меня при слабом моем здоровье, ибо я крайне, мой друг, не могу: с принуждением могла приказать к тебе и отписать. Поверь Богу, что мало и с постели схожу, и то тогда, когда меня насильно поднимут, о чем я чрез мои письма просила, при свидании с тобой, пересказать тебе Михаила Михайловича
[192] и Ивана Терентьевича Сназина и с надеждою осталась в нетерпеливом тебя ожидании». Это было последнее письмо Елисаветы Андреевны к своему любимому сыну.
Алексей Андреевич приехать не успел. Вскоре по получении этого письма ему передали записку от находившегося при больной П. К. Еремеева: «Батюшко, ваше сиятельство, Алексей Андреевич! К общему нашему прискорбию, должны известить вас: дражайшая наша родительница, Елизавета Андреевна, отъиде веку сего 17 числа, по утру в 11 часов».
Похоронили Елисавету Андреевну в селе Курганы на кладбище храма Пресвятой Богородицы рядом с могилой ее мужа. Храм этот был возведен в 1816 году «тщанием прихожанки, госпожи порутчицы Елизаветы Андреевны Аракчеевой». Алексей Андреевич бросил все свои дела и несколько дней находился в селе. В Российском государственном военно-историческом архиве в настоящее время хранятся документы, объединенные под заглавием, начертанным рукой графа Аракчеева: «Бумаги по кончине матушки Елисаветы Андреевны в селе Курганах. 26 июля 1820 года». В них — опись имущества, оставшегося от покойной. Так, на одном из листов написано: «1820-го года июля 23-го дня после кончины родительницы оказалось наличных денег…» и далее идет перечень: «ассигнаций — 12700, серебра и золота — 373 (после похорон и раздач). В ломбарде — 10000. У В. Ф. Ильина по завещательному письму — 10000». На другом запись: «Всего денег наличными осталось 30500, исключая серебро и золото. Воля покойной нашей родительницы, дабы сии деньги были разделены: Петру Андреевичу — 10500, Ванюшке
[193] 10000 руб. и графу — 10000 руб.». На одном из последующих листов слова: «Управлять имением завещано в Курганах Наталье Даниловне Заостровской». Поручица Заостровская была дальней родственницей Аракчеевых. Елисавета Андреевна подарила ей двух крепостных женщин, а восемь человек дворовых, находившихся при ней последние годы, отпустила на волю.
