Но радовался Аракчеев недолго. Некоторое время спустя Шумский опять запил и совершенно забыл старика. Алексей Андреевич сначала утешал себя: мол, Мишенька в действующей армии и некогда ему писать письма. Но затем догадался об истинной причине Мишиного молчания.
В 1830 году после очередного скандала Шумский был уволен из армии «по болезни», как было сказано в высочайшем приказе от 18 июня. С трудом добрался он до Грузина, однако Аракчеев, вконец расстроенный, не захотел его простить, а выдал ему новую одежду, дал 25 рублей и выпроводил в Новгород, где пристроил на службу в местную казенную палату. Несчастный Шумский недолго прослужил здесь. Оскорбив по какому-то поводу вице-губернатора, он принужден был уволиться. Вновь вернулся в Грузино, но граф не позволил ему там поселиться. Некоторое время Шумский бродяжничал, пока Алексей Андреевич не сжалился над ним и не нашел ему пристанища. На этот раз в качестве такового был выбран Новгородский Юрьевский монастырь — местопребывание архимандрита Фотия. Обеспечив Мише ежемесячное содержание в 100 рублей, граф поселил его там для успокоения души — его и своей.
***
В июне 1836 года отставной поручик Шумский будет перемещен, по желанию своему и по высочайшему соизволению, из Юрьевского монастыря в Соловецкий.
Спустя два года, разочаровавшись в монашеской жизни, «послушник Соловецкого первоклассного монастыря Михаил Андр. сын Шумский» будет проситься на волю. 20 августа 1838 года он обратится к государю с прошением. «С одной стороны, — напишет он, — здешний нездоровый климат, с другой, бремя, неудобоносимое для сил моих и начального еще иночества, расслабив все мое здоровье, привели меня не в состояние долее вмещать монастырскую жизнь, сколь ни ревностно к этому прежде было мое желание… Почему для восстановления моего здоровья Ваше Императорское Величество всеподданнейше прошу освободить меня от прохождения монастырской жизни, предоставить избрать состояние сообразное и силам, и званию моему».
В ответ император Николай потребует от Шумского объяснить, какое состояние намерен он избрать, в каком месте и какие способы имеет к своему существованию.
Шумский ответит, что до кончины графа Аракчеева хотя и пребывал в монастыре на полном обеспечении, получал от него щедрое пособие по 100 рублей в месяц, да к тому же Алексей Андреевич обещал положить для него капитал, с которого можно было бы пользоваться процентами, но непредвиденная смерть графа разрушила эти предположения и он, Шумский, остался всего лишенным.
Получив такой ответ, государь распорядится 12 мая 1839 года выплачивать Шумскому из своего Кабинета пенсион по 1200 рублей в год. Михаил не захочет после этого покидать Соловецкий монастырь. И останется в нем еще на десять лет — пьянствовать, скандалить и каяться. В конце 40-х годов он возобновит свою просьбу об оставлении монастыря. Ему разрешат поселиться в Филиппо-Ирбской пустыни Новгородской губернии. В навигацию 1851 года Шумский отправится к новому месту жительства, но доплывет только до Архангельска. Здесь он заболеет и в том же году умрет.
***
Между тем покой Аракчеева был нарушен в июле 1831 года бунтом в военных поселениях Новгородской губернии. Кто-то сообщил ему, что восставшие назначили несколько троек для поимки бывшего своего начальника и эти тройки вот-вот прикатят в Грузино. К этому прибавлялась еще одна напасть: эпидемия холеры, охватившая Петербург и некоторые уезды Новгородской губернии, расположенные неподалеку от Грузина.
Неделю после получения известия о том, что его ищут, чтобы убить, Алексей Андреевич крепился. Задумчивый ходил по селу, все время посматривая на дорогу, в оцепенении отдавал какие-то приказания. Но 20 июля, в Ильин день, не выдержал. Он находился у себя в доме, когда прибежал к нему соседский помещик с сообщением, что по дороге в сторону Грузина движется большое облако пыли, которое способны поднять лишь мчащиеся во весь опор тройки. Услышав сию весть, Аракчеев побледнел и на несколько мгновений застыл на месте как монумент. Затем встрепенулся и заорал на весь дом: «Лошадей! Проворней лошадей!» Перепуганные дворовые бросились в конюшню. Спустя какое-то время граф мчался по дороге на Оскуй и далее на Тихвин. Пробыв несколько дней в Тихвине, он для надежности перебрался в Новгород. Поселился в гостинице купца Морошкина с намерением оставаться здесь до тех пор, пока военные поселяне окончательно не успокоятся. Скоро выяснилось, что страх его был напрасным: облако пыли подняли возвращавшиеся в Грузино с праздника священники, но он все равно решил до поры до времени не покидать Новгород.
Новгородский губернатор А. У. Денфер, узнав о приезде Аракчеева, всполошился не на шутку. Тотчас направил к нему полицмейстера сказать, что присутствие его сиятельства, бывшего начальника над военными поселениями, опасно для жителей города. Взбунтовавшиеся поселяне могут в таком случае напасть на город. Алексей Андреевич, услышав просьбу губернатора, пришел в состояние крайнего гнева. Возмущенный, он немедленно сел за стол и написал письмо императору Николаю:
«Батюшко, Ваше Императорское Величество! В нынешнее тягостное для души Вашего Величества время я принужден в опасном своем положении прибегнуть к Вам, Всемилостивейший Государь, с моею нижайшею просьбою. Со всех сторон доходили до меня слухи, что военные поселяне хотят приехать ко мне в Грузино убить меня за заведение военного поселения, для чего я и выехал на жительство на сие смутное время в губернской свой Новгород… Простите, Всемилостивейший Государь, за беспокойство, делаемое Вашему Величеству. Я в 6 лет первый раз обрасчаюсь в тесном моем положении к отцу моему Государю, коему известно, что я учреждением военнаго поселения не выгоды и богатство себе крапил, но здоровье свое потерял, исполняя только желание моего Государя и благодетеля, но за оное теперь в старости должен скитаться по чужим домам.
Я не боюсь смерти, она со всяким может быть, естли она назначена от Бога, но обида в звании Вашего Генерала от Губернатора, которой должен быть, по званию своему, всякому защитником, а он меня выгоняет из города, и мне 64 (летнему)
[211] старику оскорбительно и обидным образом назначает жительство по его собственному рассуждению, забыв при оном благопристойность.
Вам, Всемилостивейший Государь! известно и нынешнее мое шестилетнее пребывание в Грузине, где я единственно занимаюсь однем благосостоянием моих крестьян, ничего посторонняго не вижу и не слышу, а живу яко больной старец, готовящейся предстать — на вечное жительство!»
Его Величество ответил немедленно: «1 августа 1831 г. Сегодня в обед получил я ваше письмо, Алексей Андреевич, и сейчас предписал охранять вас. Спешу вас о том уведомить и уверить, что вы, где моя власть простирается, везде безопасны. Не верю слухам, до вас дошедшим, и уверен, что когда заблагорассудите возвратиться в Грузино, можете проехать даже через округи военных поселений, где уже восстановлен порядок».
Довольный сим государевым ответом, граф прожил в Новгороде весь август. К сентябрю, удостоверившись, что опасность расправы над ним миновала, возвратился в Грузино. С этого времени он если и покидал свой «монастырь», то для того лишь, чтобы поклониться родительским могилам. И душой и мыслями своими старый Аракчеев жил с теми, кто умер.
