***
Завещательный документ о том, как должно по смерти его распорядиться Грузинской вотчиной, Аракчеев составил еще в 1812 году и в день отъезда в действующую армию — 6 декабря — представил на утверждение императору. Согласно высочайше утвержденной воле графа имение его превращалось в майорат, то есть могло перейти после смерти его в полном, нераздельном виде лишь к одному наследнику. Аракчеев обязался сделать позднее приписку к своему духовному завещанию с указанием, кого назначает он наследником своего имущества.
30 апреля 1834 года на чрезвычайном собрании трех первых департаментов Сената произведено было вскрытие духовного завещания умершего Аракчеева. Никакой приписки о том, кому наследовать Грузинскую вотчину, граф, как обнаружилось, не оставил. Сенаторы определили, что в таком случае, по смыслу самого завещания, право назначить наследника принадлежит императору.
Его Величество над судьбой аракчеевского наследства думал недолго. Все имущество Грузинской вотчины было отдано им Новгородскому кадетскому корпусу, которому в соответствии с этим присвоено было имя графа Аракчеева и герб его.
То, что Аракчеев не назначил себе наследника не по какой-то оплошности, а совершенно сознательно, показывает надпись, оставленная им на одном из прокладных листов принадлежавшей ему книги Святого Евангелия: «Аракчеев все свое состояние возвратил туда, откуда получил».
В апреле 1833 года граф Аракчеев положил в государственный заемный банк под проценты 50 тысяч рублей. Тогда же он оформил завещание, согласно которому назначалась награда тому, кто через 100 лет по смерти императора Александра напишет лучшее историческое сочинение о нем. Подлинный текст завещания был утвержден императором Николаем и заверен управляющим Министерством народного просвещения тайным советником Сергеем Норовым. Его отдали на хранение в Императорскую Академию наук. Граф сделал две копии с него: одну предполагал передать своему потомку, который будет владеть его имением
[214], вторую оставил в соборе Андрея Первозванного села Грузино. Алексей Андреевич собственной рукой начертал эту копию на листах напрестольного Евангелия, под печатным текстом, так озаглавив ее: «Завещательное распоряжение о предназначаемой награде за лучшее сочинение истории царствования императора всероссийского Александра I». По замыслу Аракчеева в течение девяноста трех лет сумма в 50 тысяч рублей с процентами к ней должна была находиться в банке в неприкосновенности. Из нее граф завещал выделить в 1925 году три четверти (приблизительно полтора миллиона рублей) в награду автору лучшей книги об императоре Александре I. Оставшаяся четвертая часть денежной суммы предназначалась им на оплату расходов по изданию этой книги и ее переводу с русского языка на французский и немецкий, а также на премию автору той биографии Александра, которая будет признана второй по качеству.
Алексей Андреевич был уверен, что спустя 100 лет утихнут страсти, уйдет в былое людская ненависть, придут спокойствие и рассудительность в разговоре об императоре Александре и людях его времени и уж тогда-то и он сам, слывший среди современников «злым временщиком», человеком подлым, бездушным и жестоким, описан будет с сочувствием, а значит — правдиво. И портрет его займет место в ряду выдающихся русских деятелей, действовавших при всех своих пороках и ошибках во благо Отечества. А за пороки свои и зло, которое деяниями своими причинял, заслужит прощение. Сам-то он ведь всех врагов своих перед смертью простил.
Среди вещей, оставшихся по кончине графа Аракчеева, оказалась небольшая икона Нерукотворного Спаса в богатом серебряном, вызолоченном окладе, изящно украшенном драгоценными камнями. Когда осматривали эту икону, то на лицевой стороне ее, внизу под ликом Спасителя, нашли надпись, выполненную мастером по воле Аракчеева. Надпись эта отразила чувства и настроения графа в последний период его жизни, начавшийся с конца ноября 1825 года, когда в Таганроге умер император Александр.
«Господи! Даждь милость ненавидящим мя, и враждующим мне, и поношающим меня, да никто же от них мене ради постраждет ни в нынешнем ни в будущем веце, но очисти их милостию Твоею и покрый их благодатию Твоею, озари их и просвети во веки веков. Аминь. Ноября дня 1825 г. Г. А.».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Однажды Алексей Андреевич сказал А. П. Ермолову: «Много ляжет на меня незаслуженных проклятий». Об этом высказывании Аракчеева сообщил в своих записках Д. В. Давыдов. Любопытно, что слова графа Денис Васильевич привел не в мемуарной части записок, а среди заметок о примечательных фактах из жизни разных знаменитых людей. Очевидно, что эти слова чем-то поразили Давыдова…
Приведенная аракчеевская фраза примечательна не только тем, что оказалась пророческой. Самое удивительное в ней — другое, а именно: просто и коротко выраженная убежденность Аракчеева в своей правоте, уверенность в том, что в свою государственную деятельность он не заслужил проклятий.
П. Н. Богданович (1883–1973) — полковник Генерального штаба Российской армии во время Первой мировой войны, а после Гражданской войны эмигрант — издал в 1956 году в Буэнос-Айресе небольшую, но насыщенную фактами книгу «Аракчеев. Граф и барон Российской империи (1769–1834)», в которой следующим образом объяснил причину вражды, преследовавшей этого человека во все время его государственной деятельности и не утихнувшей даже после его смерти: «Аракчеев был глубоко русский человек… У нас есть свидетельство об активной и планомерной деятельности Аракчеева и в политической области, когда дело касалось России и ее интересов — в донесении французского посла Лафероннэ от 1 октября 1823 года находится такое место: «То, что здесь называют — «русская партия», во главе которой находится граф Аракчеев, старается в данный момент свалить графа Нессельроде, который после отставки г. Гурьева находится в почти полном одиночестве… его главнейшая точка опоры — австрийский кабинет; таким образом, по своим интересам и по своим привязанностям Нессельроде остается целиком преданным Австрии». В то время в Империи были всякие партии: самая сильная — английская, из нее вышли убийцы императора Павла I, и в ней находилось главное руководство масонским движением в России; потом очень влиятельная — австрийская, дальше — немецкая, и наконец, французская. О «русской партии» не было слышно, а о том, что ее возглавлял Аракчеев — еще меньше; похоже, что все это крепко замалчивалось. Несомненно, что о «русской партии» были какие-то документы, несомненно, также, что она не только боролась с русским министром иностранных дел из-за его безграничной преданности Австрии; надо полагать, что были и другие случаи защиты русских интересов. Кто мог быть на верхах этой партии? Можно думать, что к ним в свое время принадлежала — Великая княгиня Екатерина Павловна, генерал князь Багратион, Председатель Государственного Совета Салтыков, Председатель Комитета министров Вязьмитинов, государственный секретарь Шишков, генерал-адъютант Балашов — все люди, с которыми Аракчеев был очень близок и которые его очень ценили. Русские историки к вопросу о «русской партии» в эпоху Александра I еще не подходили серьезно, а самое главное — беспристрастно: в России защита русских интересов почти всегда была занятием проигрышным, вплоть до лишения жизни (император Павел I и Александр II).
