А товарищей Алексея эти сыпавшиеся на него со стороны преподавателей похвалы и поощрения только раздражали и злили. Но еще более досаждал кадетам Аракчеев своей требовательностью на занятиях, которые проводил с ними. «Избалованные нерадением своих наставников, не привыкшие к серьезным занятиям кадеты ненавидели этого человека, который первый потребовал от них добросовестного труда и оказывался немилосердным к лени и праздности», — рассказывал о пребывании Аракчеева в кадетском корпусе В. А. Сухово-Кобылин, отец знаменитого русского писателя А. В. Сухово-Кобылина. Василий Александрович начинал свою службу в гвардейском артиллерийском батальоне, а в 1803 году был переведен в полевую артиллерию. Он был лет на десять моложе Аракчеева и не учился с ним в кадетском корпусе, но знал и его самого, и многих его сотоварищей по учебе.
Справедливости ради надо сказать, что и сам кадет Аракчеев, оказавшись у офицеров в фаворе, стал пользоваться этим своим положением для отмщения обид. И, как нередко это бывает, в мести своей причинял зло чаще не прямым своим обидчикам, а всем, кому мог. Упоминавшийся уже нами однокашник Аракчеева генерал Д. свой рассказ о том, как били кадеты будущего генерала, закончил замечанием, что тот «со всеми обходился неприязненно, и когда его сделали старшим, то он сам, в свою очередь, стал бить всех». Другой современник Аракчеева, также близко знавший его по кадетскому корпусу, отзывался о нем еще резче: «Аракчеев был сержантом в корпусе и отличался как своими успехами в науках, так в особенности своею ретивостью ко всем военным порядкам. Действительно, он замечателен своими способностями, познаниями и усердием; но он нестерпимого зверства, которое он уже выказывал над кадетами».
Однажды дело дошло до того, что на Аракчеева было совершено настоящее покушение. В классную комнату, в которой Алексей проводил занятия с нерадивыми учениками, необходимо было подниматься по узкой лестнице. Этим обстоятельством и решили воспользоваться те, кому он слишком досаждал своей требовательностью. Подняли на огороженную решеткой площадку перед входом в класс тяжелый камень, и как только внизу на лестнице показался Аракчеев, сбросили камень ему на голову. Алексея ждала неминуемая гибель, но в то мгновение, когда камень только отделился от площадки, он сделал шаг назад, чтобы поднять платок, который нечаянно уронил на пол, вынимая из кармана. Удар камня пришелся на ступеньку впереди него.
Чем более враждебными становились взаимоотношения Алексея Аракчеева со своими товарищами-кадетами, тем теснее сближался он с преподавателями и начальством. П. И. Мелиссино на какое-то время, вероятно, забыл того странного мальчика, который в первую половину 1783 года каждое утро на протяжении целых шести месяцев топтался вместе со своим отцом на его директорской лестнице. Во всяком случае, в первое время пребывания Алексея в корпусе он не проявлял к нему никакого интереса. Лишь года два спустя, встретив его на прогулке в корпусном саду в мундире унтер-офицера, Петр Иванович взглянул на него с любопытством и, не сдержав удивления, выдохнул: «Как скоро!»
С этого момента директор корпуса уже не упускал Алексея из виду. Благорасположение его к способному кадету крепло. Об отношениях, которые сложились между ними, свидетельствует письмо Мелиссино к Аракчееву от 4 апреля 1787 года. «Искреннейшее и чистейшее удовольствие, без сомнения, ощущает нежный отец, видя процветающих детей своих, — обращался Петр Иванович к Алексею. — Так как я питаю к вам чувства отца, то я вне себя от восхищения, любезный друг мой, что могу оказать оныя на деле. Последний экзамен и отношения офицеров ваших оправдывают те надежды, кои я имел о вас. Я видел, что вы всегда были заняты тою целию, которой вы должны достичь, и что употребили всевозможные старания, дабы к оной приблизиться. Заметил также, что, чувствуя всю важность того благородного звания, призывающего вас на поле славы, вы так проникли в чувства чести и покорности, коих оно требует от вас, что познакомились с науками, ему необходимыми… В знак моего одобрения и той выгодной мысли, которую я имею о вас, я открою вам, любезный друг мой, открою вещь неоцененную, потеря коей невозвратна. Она состоит в употреблении вашего времени. С сегодняшнего дня вы властны посещать классы или заниматься у себя, — вы сами себе составите план наук и будете одной совести вашей отдавать в оном отчет. Вы чувствуете всю важность сего отличия и сей свободы, кою я вам доставлю: для многих других сие бы послужило смертельным ядом, которое бы отняло всю деятельность; для вас же сие послужит новым поощрением и доброе мое мнение о вас скоро совершенно оправдается. Итак, продолжайте, любезный друг мой, продолжайте идти по стезям наук и чести, обдумайте все то, что некогда отечество может потребовать от вас, и все, что ожидают от вас наставники и начальники ваши».
Летом 1787 года завершался четвертый и последний год пребывания Алексея Аракчеева в Артиллерийском и Инженерном корпусе. Он должен был решить для себя вопрос о том, по какой военной стезе идти ему далее — по артиллерийской или инженерной. Где-то зимой или весной указанного года Алексей обратился к своему отцу со следующим письмом
[62]:
«Дражайшей Родитель и Милостивый Государь батюшка Андрей Андреевич.
Писмо ваше радительское, также запас и авес по реэстру исправно получили, за которое приношу мою нижайшую благодарность. За авес Николай Федорович вас много благодарит и при сем прилагаю от него писмо, а денги я от него еще не получил, он говорит, что теперь денег нет <…> Мне к ним нынеча, батюшка, некогда было, потому что я спешил отправить Радиона, да у нас же в роте <…> ушел в отпуск фельдфебель, так я его должность теперь правлю, так вы, М. Г. батюшка, знаете, какая ето дол[ж]ность, а у нас же в роте и во всем корпусе стало очень строго. А я напишу к нему по почте. Теперь осмелюсь вас просить, пожалуйте приезжайте к нам нынишним летом, так мне бы пожаловали родительской совет, в которую мне службу выгоднее выходить в ынженерную или в артиллерийскую, так я и старался бы… Прошу вашего родительского благословения, на век пребуду верной и покорной сын и слуга Алексей Аракчеев».
На обратной стороне листа, на котором вполне приличным почерком было написано приведенное письмо к отцу, Алексей приписал несколько строк для матери: «Милостивой Государыни матушки Елисаветы Андреевны свидетельствую мое высокопочитание и прошу благословения. Навек [остаюсь] верным сыном Алексей Аракчеев… Матушки бабушки свидетельствую мое высокопочитание. Братца и сестрицу
[63] заочно целую.
Еще не премину вас уведомить, что у нас ныне вышли 12 человек в полевую артилерию, и открылся выпуск на всегда во флот…»
***
27 сентября 1787 года Алексей Аракчеев получил чин поручика от армии
[64]. Однако несмотря на то, что его учеба в Артиллерийском и Инженерном шляхетском кадетском корпусе закончилась, он не покинул это учебное заведение. Вместе с двумя другими кадетами, лучше всех усвоившими учебный курс (Федором Карамзиным и Василием Хотяевым), Алексей был оставлен при корпусе. Директор Мелиссино поручил ему преподавать математику и артиллерию, а в дополнение, зная его приверженность к порядку, возложил на него обязанности заведующего корпусной библиотекой. Надо заметить, что библиотека корпуса по подбору специальной литературы являлась одной из лучших в России. И Алексей сумел сполна воспользоваться ее богатствами для углубления своих познаний в области артиллерии.
