— О чем ты плачешь? — ласково спросил он мокрого от слез офицера.
— Мне больно лишиться милости Вашего Императорского Высочества.
— Да ты вовсе не лишился ее! — ответил Павел и, положив руку на плечо Алексею, продолжил: — И никогда не лишишься, когда будешь вести себя и служить так, как до сих пор. Молись Богу и служи верно, а ты знаешь, что за Богом молитва, а за царем служба не пропадают.
Алексей бросился перед Павлом на колени и, переполненный чувствами, воскликнул:
— У меня только и есть, что Бог да Вы!
Его Высочество велел ему подняться и следовать за ним. В молчании они вышли из церкви, прошли какое-то расстояние. Павел остановился, посмотрел на Аракчеева и сказал:
— Ступай домой… Со временем я сделаю из тебя человека!
Позднее Алексей Андреевич будет утверждать, вспоминая свою службу при Павле, что тот осыпал его милостями «не по заслугам, а по благости своей». В данном утверждении граф явно скромничал. Достаточно почитать письма и записки Павла к Аракчееву, чтобы понять: угрюмый, всего себя отдававший службе человек был для него рычагом и, пожалуй, главным в административных и военных делах.
Пребывая на службе в Гатчине, Аракчеев не только командовал артиллерией, но и организовывал занятия для младших офицеров, подпрапорщиков и юнкеров. 3 июля 1794 года Павел писал ему из Павловска: «Препоручая вам, г. подполковник Аракчеев, учредить в Гатчине, по примеру прежнему, класс для преподавания военной науки, предоставляю вам избрать способного для сего офицера». Алексей немедля выполнил данное приказание цесаревича, за что так же без промедления был удостоен его высочайшей похвалы. «Распоряжением, г. подполковник Аракчеев, военного класса для офицеров я доволен», — сообщал Павел 6 июля 1794 года.
Функции, которые цесаревич возлагал на Аракчеева при организации учебных классов для офицеров, были Алексею вполне знакомы: он хорошо освоил их еще будучи кадетом. «По учреждении вами, г. подполковник Аракчеев, вследствии приказания моего, для офицеров военного класса, — писал Павел своему любимцу 4 июля 1794 года, — предписываю вам иметь прилежное смотрение, как за успехом их в учении, так и за поведением во время онаго; а притом наблюдать, чтобы они были всегда опрятно и, как должно, по форме одеты, не дозволяя им ходить в классы в сертуках; если же кто против сего сделается ослушным, то дозволяю вам такового тотчас арестовать, дав о том знать за известие коменданту, а меня тотчас рапортовать, так как и доносить мне почасту обо всем оном».
Помимо вышеуказанных функций Павел поручал Аракчееву производить отбор на службу в Гатчину нижних чинов. По рассказам бывших гатчинцев, в акциях отбора Аракчеев преуспел быстро: неизвестно как, но за сравнительно короткое время он наладился сманивать в гатчинские войска разных мастеровых (сапожников, портных, шорников и т. п.). Принимались им даже беглые, если были достаточно смекалистыми людьми. Однажды удалось заманить на службу в Гатчину целый оркестр музыкантов.
Заведуя артиллерией, обучением войск и занимаясь их кадровым пополнением, Аракчеев умудрялся еще исполнять обязанности коменданта Гатчины. Наряду с распоряжениями по военной части Павел давал ему и такие, например, поручения: «На домах, которые по углам улиц, вмазать имена улиц, на медных досках».
Вообще к 1795 году сугубо административная деятельность стала основной у Аракчеева. Цесаревич придавал своим войскам значение, далеко выходившее за гатчинские рамки. Он понимал, что русская армия в целом требует глубоких преобразований, касающихся и организации ее, и применяемой ею тактики ведения боя, и состояния ее вооружения. При этом он сознавал, что его мать — императрица Екатерина — ни на какие сколько-нибудь серьезные реформы в армии не пойдет. Следовательно, задачу совершенствования русской армии придется решать именно ему — после того, как взойдет он на императорский престол. В этих условиях гатчинские войска должны были, по замыслу Павла, стать ядром обновленной русской армии, а их организация — ее организационной основой. Поэтому формируя и обучая свои войска, великий князь одновременно готовил новые воинские уставы для строевой, гарнизонной и лагерной службы, а также положения, устанавливавшие новые правила ведения войскового хозяйства. В подготовке всех подобных документов активное участие принимал офицер Аракчеев.
Пребывая на службе в Гатчине, Алексей Андреевич специально изучал разработанные применительно к русской артиллерии и действовавшие в то время положения, штаты, инструкции. Он завел даже специальную тетрадь, в которую выписывал содержавшиеся в этих документах сведения. В эту же тетрадь он заносил списки чинов и суммы содержания каждого из них, таблицы стрельб, цифры, фиксирующие размеры различных орудий, лафетов, ящиков и т. д. Эти материалы предназначались явно не для учебы. Скорее всего Аракчеев изучал по поручению цесаревича состояние русской артиллерии во всех ее аспектах с целью разработки для нее новых стандартов.
В 1795 году Павел придал гатчинской артиллерии статус полка. Необходимые инструкции для всех должностных чинов артиллерии Его Высочество повелел написать подполковнику Аракчееву. Они были готовы к декабрю того же года. Текст этих инструкций сохранился — он был опубликован в книге В. Ф. Ратча «Сведения об артиллерии гатчинских войск», вышедшей в свет в 1851 году
[73]. Алексей Андреевич подробно расписал в составленных им инструкциях внутренний порядок управления артиллерийским полком. При этом особое внимание уделил обязанностям ротных командиров, которые должны были отвечать за строевое обучение, боевую подготовку, продовольствие и обмундирование вверенных им нижних чинов, их нравственное воспитание, состояние материальной части и вооружений, содержание и кормление лошадей.
Кроме того, Павел поручал Аракчееву составление разнообразных инструкций, разработку новых образцов обмундирования и снаряжения для армии. Ведение хозяйства во многом также находилось в руках Аракчеева. Служба в Гатчине превратилась для него в подлинную школу управления. Из сына бедного дворянина, простого артиллерийского офицера выковывался администратор, государственный деятель, будущий крупный сановник.
Если административной практики у Аракчеева было предостаточно, то знаний не хватало. И Алексей вновь засел за книги.
Мемуаристы и историки много будут писать о неграмотности Аракчеева и о нелюбви его к книгам. Аракчеев «ничему не учился, кроме русского языка и математики», — напишет о нем А. И. Михайловский-Данилевский. «Он имел лишь ум нравиться тому, кому следует», — заявит Д. Б. Мертваго. «Ничего не читал в молодости, пустота головы наполнена какими-то вздорами, которые в нашем свете слывут умением дела», — охарактеризует Аракчеева в своих «Записках» служивший под его началом офицер А. И. Мартос. Историк-генерал Н. К. Шильдер отметит: «Аракчеев не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания». А между тем все обстояло как раз наоборот.
