В мае 1797 года выздоровевший Аракчеев ездил инспектировать войска в Ковно и оттуда писал 22-го числа Александру: «Ныне же полученные дела я, батюшка, вскорости отделаю и доставлю уже к вашему высочеству прямо. Ах! Как бы мне приятно было, чтоб я чаще получал от вас таковые дела, тогда бы я был спокоен и видел, что бедный Алексей не забыт и в Литве… Ах! Если бы я мог летать всякий день в Павловское и делать то, что угодно моему батюшке Александру Павловичу». 27 мая он в Вильно, и отсюда следующая записка: «Не видя вашего высочества лично каждый день, желал бы хотя смотреть на портрет вашего высочества, который бы я почитал дороже всего на свете. Впрочем, прося о продолжении высочайшей вашего высочества милости, пребуду навеки усердным и первым верноподданным. Аракчеев».
9 июня 1797 года Алексей сообщал Александру из белорусского города Пружаны: «Шеколад, батюшка ваше высочество, получил и не имею сил за все ваши милости всеподданнейше благодарить, но несчастлив тем, что вы не изволили отписать о своем дражайшем здоровье. Впрочем, препоручая себя в милости вашего высочества и целуя ручки ваши, остаюсь навеки, называя себя смело и незазорно пред своею совестью вернейшим вашим подданным. Генерал-квартирмейстер и кавалер барон Аракчеев».
«Батюшка ваше императорское высочество! Где ваше слово, тут я жертвую жизнь», — клялся Алексей в письме Александру от 12 августа 1797 года.
В свою очередь цесаревич Александр в письмах и записках к Аракчееву
[119] не уставал уверять его в своей дружеской привязанности к нему.
«Ты мне крайне не достаешь, друг мой, и я жду с большим нетерпением той минуты, когда мы увидимся», — сообщал Его Высочество Аракчееву 6 июля 1797 года. «Друг мой Алексей Андреевич! — писал Александр Павлович 11 августа того же года. — Не хочу никак пропустить случая тебя поблагодарить за два письма, которые я с чувствительным удовольствием получил, и тебя уверить в искренней моей привязанности и дружбе». Немного позднее: «Друг мой Алексей Андреевич! Как я рад, что ты приехал. С отменным нетерпением жду ту минуту, в которую с тобой увижусь». Еще позднее: «Друг мой Алексей Андреевич! Что тебе сделалось? Отпиши мне подробнее о своем здоровье. Мне всегда грустно без тебя, и если бы не праздники, я бы к тебе заехал». Спустя еще некоторое время: «Друг мой Алексей Андреевич! Я пересказать тебе не могу, как я рад, что ты с нами будешь. Это будет для меня великое утешение и загладит некоторым образом печаль разлуки с женою, которую мне — признаюсь — жаль покинуть. Одно у меня беспокойство — это твое здоровье. Побереги себя ради меня».
Иногда во взаимоотношениях Аракчеева с наследником престола возникало некоторое недопонимание, но оно быстро объяснялось. «Друг мой, Алексей Андреевич! — писал Александр осенью 1797 года. — Чувствительно тебя благодарю за письмо, а особливо за твою доверенность, которая для меня весьма лестна; я надеюсь, что ты уверен в полной моей к тебе. Я божусь, что это наговорил каналья Ватковский, которому я подобного не видывал. Одно мне неприятно было в письме твоем; это то, что ты боишься наскучить мне своими письмами. Ты, я думаю, довольно должен быть уверен, сколько они мне приятны. Итак, я всегда тебе буду благодарен, когда в свободный час ты мне что-нибудь напишешь».
После этого случая великому князю еще не раз придется уверять мнительного Аракчеева в беспочвенности его подозрений. «Друг мой Алексей Андреевич! — обращался Александр к нему 31 августа 1799 года. — Искренно тебя благодарю за письмо твое и за поздравление
[120], и если что одно могло меня беспокоить, то, конечно, сомнение, которое ты имеешь обо мне и которого я никогда не заслуживал моею привязанностию к тебе».
Впоследствии Алексей Андреевич будет рассказывать И. Р. Мартову о том, что благодетель его — Павел I — пытался однажды возложить на него обязанность следить за поведением и разговорами Александра и регулярно доносить ему, императору, обо всем сделанном и сказанном цесаревичем. В ответ на это поручение Павла Аракчеев якобы твердо заявил ему, что неспособен на подобные дела и не желает быть орудием несогласия между отцом и сыном. Данный поступок находится в полном соответствии с натурой Аракчеева. Он был слишком прям характером, чтобы сколь-нибудь успешно играть роль, которую хотел возложить на него император. Но самое главное, Алексей Андреевич был достаточно умен, чтобы понять: опираться в своей карьере на одного Павла — значит подвергать себя слишком большому риску.
Конечно, Аракчеев многого мог ожидать от Александра в будущем, но и в настоящем имел он от цесаревича немало пользы. Его Высочество был полезен ему, в частности, как надежный ходатай за него перед императором Павлом. «Прилагаю у сего письмо к государю императору, которое, конечно же, ваше высочество, по своей милости изволите подать, избрав хороший (случай), и видя всякую минуту вашего высочества ко мне милости, осмелился просить вас приказать дать мне знать, каково изволит принять мои бумаги государь император и который мой ответ изволите подать», — писал Аракчеев Александру в письме от 9 июня 1797 года. «Ответ твой и письмо на артиллерийские бумаги очень полюбились государю, и по оным посланы повеления к Мелиссино. Я ему отдал долгий ответ и короткого не показывал», — отвечал Александр 6 июля 1797 года. Роль, которую играл великий князь для Аракчеева, проступает в приведенных словах их переписки достаточно отчетливо.
С просьбами подать письмо императору Павлу в подходящий момент, сообщить о его реакции на него или просто о его настроении в то или иное время Алексей Андреевич обращался к Александру Павловичу регулярно. «Я послал к императору письмо, не изволите ли узнать, как оно будет принято», — писал он 27 мая 1797 года. Павел только что выказал в очередной раз полную доверенность к Аракчееву — послал его инспектировать войска, расположенные в Западных губерниях. А в прошлом месяце щедро облагодетельствовал: пожаловал звание барона и назначил генерал-квартирмейстером всей армии. Но Алексей Андреевич все равно был начеку — бдительно следил чуть ли не за каждым шагом своего государя, старался узнавать о всякой перемене в его настроениях, особенно той, что касалась лично его, Аракчеева. Александр охотно помогал Аракчееву в этом: сообщал ему сведения, в которых тот нуждался. В свою очередь Алексей Андреевич знакомил наследника престола с содержанием своих разговоров с наиболее влиятельными сановниками империи, с текстами записок и писем, которые получал от них. «Ваше императорское высочество! Вам известно, как я предан вашему высочеству, то и осмеливаюсь полученное письмо от г. генерал-адъютанта приложить к вашему высочеству», — писал Аракчеев Александру 11 апреля 1797 года. В этом же послании читаем: «Письмо, батюшка, Растопчина прикажите возвратить обратно ко мне».
«Приезд мой в Павловск зависит от приказания вашего высочества, — обращался Алексей Андреевич к цесаревичу 6 августа того же года. — Что я получил вчерась с нарочным фельдъегерем, то прилагаю копию».
