Первые же боевые действия принесли успех русской армии. Ею легко было занята южная Финляндия с мощными крепостями Свеаборгом и Свартгольмом. Однако когда военная кампания переместилась в северную Финляндию, успехи русских сменились неудачами. Русские войска рассеялись по финской территории, ударные отряды их далеко оторвались от резервов. Шведские же воинские части, находившиеся в Финляндии, напротив, постоянно усиливались за счет подкреплений, поступавших из Швеции. Главнокомандующий русской армией граф Ф. Ф. Буксгевден совершенно не принял во внимание перемену обстановки и продолжал слать передовым отрядам приказ за приказом об ускорении преследования отступающего неприятеля. Шведы воспользовались новыми обстоятельствами и ошибками Буксгевдена, перешли в контрнаступление и нанесли русским войскам серию чувствительных ударов. Видя, что ситуация начала складываться в пользу шведов, зашевелились местные жители, которые стали совершать набеги на обозы русской армии. Война в Финляндии поэтому затянулась. Решительный перелом в ней наметился только в сентябре 1808 года, когда были разгромлены главные силы шведов. Но и после этого война продолжалась почти год.
Переломить ход боевых действий в свою пользу русской армии удалось во многом благодаря военному министру Аракчееву, который после первых же крупных неудач русских войск в Финляндии взял все обеспечение Финляндской войны на себя. Он сместил с поста главнокомандующего графа Буксгевдена, назначив на его место Кнорринга. Сместил за грубые ошибки в руководстве войсками и стремление заключить перемирие со Швецией в неподходящий для России момент, но в Петербурге тотчас же распространился слух, что здесь сыграла свою роль более прозаическая причина. «Граф Буксгевден, главнокомандующий Финляндскою армиею, отставлен за то, что партикулярным письмом
[148]просил с большею внимательностью к правде делать ему замечания», — писал позднее В. Р. Марченко.
Одновременно Аракчеев принял решительные меры к улучшению снабжения русской армии в Финляндии продовольствием и боеприпасами. О том, как действовал при этом военный министр, можно судить по воспоминаниям генерал-провиантмейстера армии Д. Б. Мертваго. Он рассказал в своих мемуарах, как однажды сообщил Аракчееву, что единственным средством решить проблему продовольствия явилось бы приказание всему Петербургскому гарнизону печь хлебы и пересушивать их в сухари. Граф сейчас же, как услышал поданную идею, взялся за колокольчик, призывая к себе адъютанта. Вошедшему адъютанту он велел немедленно составить соответствующий приказ. Громадный по объему работы и важный для русских, воевавших в Финляндии, план был осуществлен моментально благодаря, как отмечал Мертваго, энергии и решимости Аракчеева, его способности быстро, с полуслова схватывать идею и безбоязненно брать на себя ее практическое исполнение.
По признанию военных историков, успеху русских в войне 1808–1809 годов со шведами много способствовала выпестованная Аракчеевым артиллерия. Она была по действию своему в этой войне «наиболее подготовленным и благоустроенным» родом оружия. Тем не менее и в артиллерийских подразделениях возникали на «финляндской войне» проблемы. 20 мая 1808 года к военному министру Аракчееву обратился с письмом из Гельсингфорса его разгневанный брат-артиллерист генерал-майор Андрей Аракчеев: «Милостивый Государь братец! Алексей Андреевич. Сколько я не выдерживал на себе, но наконец нет возможности мне более сносить. А потому простите меня, буде и сказавши правду, зделаю тем вам, быть может, неудовольствие. За что быть ко мне столько немилосердным, что вместо того, что все думают и наверное полагают, я имею от вас во всем полное пособие; особенно: не так как от начальника, а так как от брата! Но напротив того: вы беспрестанно выдаете меня, но такую сцену, чтоб обо мне думали дурно и чтоб меня бранили. Сколько времени, как я беспрестанно пишу к Вам о присылке под запасные парки лошадей. Но и до сих пор и известия не могу дождаться, где оные. А между тем, везде в зарядах и патронах совершенная остановка. И мне (что называется) голову отгрызли тем, что не отправляю оные. Будте столько милосердны, хотя не ко мне, так, по крайней мере, к тем бедным нашим людям, которых бьют, как птиц, а им стрелять нечем. Прикажите лошадей вести ради самого Бога скорее!» Алексей Андреевич отреагировал немедля. Получив письмо 22 мая, он в тот же день переправил его инспектору артиллерии барону Меллеру-Закомельскому со своей запиской: «Из прилагаемых здесь рапорта и партикулярного письма генерал-майора Аракчеева усмотрите, Ваше Превосходительство, в каких затруднениях находятся войска Финляндской Армии в рассуждении снабжения порохом и свинцом; а потому самому принужденным нахожусь все сие поставить собственному вашему об оном суждению, приятно ли оное донесение слышать нашему Всемилостивейшему Государю; в следствие чего необходимо полагаю отправиться немедленно Вашему Превосходительству в Армию Финляндскую и все оное устроить вашим собственным везде осмотром и присудствием».
Чиновники, занимавшиеся снабжением русской армии в Финляндии, сильнее всего ощутили на себе властную руку военного министра. Малейшая оплошность, допущенная в обеспечении войск, без промедления наказывалась. Один комиссариатский чиновник, помещенный за какой-то проступок приказом Аракчеева под арест, умер прямо на гауптвахте. На рапорте об этом грустном факте граф поставил резолюцию: «Вечная память — одним мошенником меньше».
Находившийся при Аракчееве в Финляндии В. Р. Марченко вспоминал: «Власть его была неимоверна: в крепости сажал без доклада государю. При мне был егерский шеф, помнится, полковник Жилка, и разруган за то, что при полку нашел граф Аракчеев множество чухонских подвод. Объяснения Жллки… в такое привели исступление графа Аракчеева, что он, не помня себя, закричал: «Ты еще разговорился: нет, брат, не старая пора; я царю сказал, что я за все отвечаю и чтоб он в мелочи не мешался; да и покамест буду отвечать, не одну шкуру с вас сдеру, ты сгинешь прежде у меня в крепости, чем царь узнает», — и с сим словом, обратясь к адъютанту, графу Апраксину, сказал: «Отведи его в крепость, а оттуда ступай в Измайловский полк, возьми обоз и чтоб полк проходил чрез город с своим обозом, а Измайловский полк получит деньги на счет этого командира татарской орды!» Все в одну ночь и исполнено».
Слова Аракчеева «я царю сказал, что я за все отвечаю» не были позерством. Император Александр высоко оценивал деятельность военного министра в Финляндии. «Друг мой Алексей Андреевич! — писал он графу 7 марта 1809 года. — Я тебя не могу довольно благодарить за все твое усердие и привязанность к себе. Но и моя к тебе нелицемерна, и ежедневно более чувствую всю твою цену… Я не могу довольно нахвалиться твоею решимостью, и оною ты мне оказал настоящую услугу». К данному письму Александр приложил свой указ, которым вверял Аракчееву практически неограниченную власть по всей территории Финляндии и право «представлять сей указ везде, где польза службы того востребует».
