Мрак сказал завистливо:
— Сроки-то, сроки… Тысяча лет, семьсот! Для них что
один день. Мы ж двое молокососов рядом с ними. Ты так вообще ползун,
желторотик.
— Почему я? — не понял Олег.
— Я ж постарше, — заметил Мрак покровительственно.
— Если там триллионы ребят, которым по десять миллионов
лет, то я просто не знаю… Но попытаться стоит.
— Зачем? — спросил Олег.
— Не знаю, — ответил Мрак честно.
— Не лучше ли прийти и сказать, кто мы и откуда? —
спросил Олег.
— Не знаю, — повторил Мрак.
— Но что-то вот уж очень не хочется так, понимаешь? Не
знаю почему, но не хочется.
Олег задумался, прислушался к себе, но ясности не ощутил.
Атавистические чувства, недостойные высокоорганизованного существа, настойчиво
твердили, что надо скрываться, не признаваться. Это он смог бы с легкостью
отбросить, серьезнее были противоположные доводы, что как-то неловко выступать
троглодитами. Правда, их можно отмести, нет стыда в незнании, есть стыд в
нежелании обретать знание, однако что-то еще удерживает от решительного отказа
от глупой идеи Мрака.
— Знаешь, — сказал он нерешительно, —
посмотрим, как получится. Если нас с ходу примут за людей из своего мира, то на
время так и оставим… Если не поверят, то расскажем все без утайки. Если
раскроют, то… и так все узнают.
Глава 28
Он заставил и Мрака быстро впитать массив чужих слов и
понятий, настроил в себе автоматическое распознавание и адекватный ответ. Это
было непростое и двойственное чувство, когда он, упражняясь с муляжом, слышал
от него вопросы на лабунянском, подбирал ответы на русском, но отвечал уже на
лабунянском, доверив эту функцию автоматическому переводчику.
Мрак ворчал, традиционно из всей техники доверял только
секире с широким лезвием, но на автоматический перевод перешел еще раньше Олега
— не любил возиться с тонкой настройкой. И все-таки они чувствовали себя
униженными, втоптанными в пыль, а Олег снова попытался впасть в глубокую
депрессию.
Половину слов… да какую половину, девять из десяти слов они
не понимали даже с переводчиками. Даже с толкователями, расширителями,
аналогистами, ассоциатами. Мрак вспомнил и рассказал Олегу, что один тупарь
предлагал с инопланетянами устанавливать контакт… рассказывая анекдоты,
дескать, наиболее универсальное средство общения. Не соображал, что даже наши
сегодняшние анекдоты абсолютно непонятны человеку эпохи Пушкина или Ломоносова:
как целые жанры «компьютерных», «в самолете», «автобусе»,
«нарки», «рокеры», «Василий Иванович», так и даже вроде бы совсем незыблемых,
вроде «любовника в шкафу», ибо теперь совсем другое отношение к этому явлению,
в шкаф никто не прячется, слова «рогоносец» и «разврат» забыты.
Неделю, подключившись к их компьютеру, они изучали язык,
манеру поведения, быт, обычаи. Голова шла кругом. Ибо это в самом деле мир
людей и мир не людей: лабуняне выглядели как люди и являлись, по сути, людьми,
в то же время у них, к примеру, только для оттенков красного цвета семьсот
названий, как и для любого другого, их язык в миллион раз богаче и
выразительнее всех земных, и Олег потел, стараясь уловить и понять если не все
оттенки, которые ускользали от него, человека с планеты Земля, то хотя бы ту
часть, что позволила бы понять этих существ.
Он сам напоминал себе высокоученого дворянина эпохи Пушкина,
который с непониманием слушал бы современного школьника, знакомого с
Интернетом, рэпом, оттяжкой и сексуальными свободами.
В конце недели Мрак сердито сорвал со лба мнемокристаллы.
— Фигня, — заявил он зло.
— У них словарный запас из трех миллионов слов. Чтобы
научиться его использовать, надо не просто родиться здесь! Надо еще и прожить
среди этого народа хотя бы миллиончик лет. Нет, Олег, если мы с Гозиялы, то у
нас могут быть некоторые странности. Чего-то не знаем, что-то забыли, а что-то
знаем да не может говорить из-за религиозных табу! А вдруг у нас там инквизиция
и ведьм жгут?… Словом, ты как хошь, а я пошел.
— Куда?
— У глубь, — ответил Мрак решительно.
— Ты уже забыл, чего мы пришли, а я вот помню.
Олег поднялся, в глазах был стыд, но и сожаление.
— Эх, — сказал он невпопад.
— Добраться бы до их Информария…
— Что это?
— Библиотека, архив, говоря по-нашему. Здесь, как в
домашних компьютерах, только самое базовое, нужное для жизни в быту. Но где-то
за все десять миллионов лет собраны всякие чудеса… Дело даже не только в их
технологии. Они ж запускали свои зонды в глубь галактики, к краю Мира, многое
выведали. Строение материи, пространства, времени — знают так, как нам не
узнать и за тысячу лет. Словом, если тысячу лет тому мы еще грезили закопанными
кладами, то теперь вот так будут сниться чужие библиотеки…
Ветер перестал трепать волосы, они вырвались в космос, Олег
взял курс на одну из дальних звезд. Две ближайшие — без планетных систем, но
дело не в беспланетности. Лучше поближе к Центру, чтобы не ахнули: откуда
взялись эти… гозияльцы.
В Шаре, так его вслед за лабунянами называл Олег, полтора
миллиона звезд. Все, понятно, не могут быть одинаковыми. Среди них масса того
же класса, что и Солнце, но огромное количество подобных Солнцу, однако их
спектр сдвинут в сторону зеленого, голубого, лилового или других цветов. Уже
этого достаточно, чтобы через какую-нибудь пару сот лет, не говоря уж о тысячах
или миллионах, первопоселенцы стали непохожими на жителей старой планеты. Но
здесь не только единая телесеть, но и Врата, через которые можно перемещаться с
абсолютной безопасностью. И на каждой планете есть, как минимум, одни, в
которых есть координаты всех. остальных.
Да, все постоянно перемешиваются, однако время от времени на
некоторых планетах или даже группах планет все же возникают идеи то сепаратизма,
то изоляционизма, то различные виды философских учений, когда планета
замыкается, перекрывает Врата, пытается идти своим особым путем. Как уже
показала история, это длится обычно тысячу лет. Потом снова воссоединение,
слияние. Вернее, ручеек вливается в старую реку, и обнаруживается, что ничего в
его воду не прибавилось, да и сам он не стал ни чище, ни слаже.
Сейчас период благополучия, когда все, как говорится, идут в
ногу. Лишь на двух планетах из полутора миллионов взяли верх философские взгляды,
что привели к полному перекрытию Врат. Одна планета называется Гозияла, вторая
— Икунж. Икунж недавно перекрыл все Врата и телеканалы, а Гозияла — почти
тысячу лет…
— Гозияла, — сказал Олег вслух.
— Что?
— Мы, говорю, гозияле, — повторил Олег.
— Тысячу лет жили в изоляции. Теперь подошла ожидаемая
переоценка ценностей, понимание ошибочности своего пути… или своих взглядов,
идеологии, веры — еще не придумал, что нас сбило с верного пути к коммунизму.
Мы с тобой как раз и есть первые гозияле, которые прилетели инкогнито, чтобы
нащупать пути возврата… Или нет, мы те еретики, что готовы отречься от прежних
взглядов и вернуться в лоно партии и церкви.
