— Бульдозер не строит, — буркнул Мрак.
— Их — строит. Представляешь, зацепит такое ковшом
Гималайский хребет и погонит к морю, а то у нас, дескать, слишком много воды?…
Он не только горы, верхний слой почвы сбросит в океан, дабы суши побольше.
Небольшой такой слой, так это километров двадцать-тридцать в глубину. Понятно,
что при таком катаклизме выживут разве что морские тараканы… если они есть.
Земные уж точно не сумеют, несмотря на всю их похвальбу. Так что, Мрак, давай
пока постараемся их понять лучше. Может быть, удастся их остановить.
— Тараканов?
— Мрак, я серьезно… Мрак вздохнул:
— Я тоже. Не обращай внимания, такие шуточки — это
голова страуса в песке. Ты вон смотришь прямо, а я прячусь. Либо — прячусь,
либо — топором по башке!
Глава 29
Они развалились в креслах, Мрак изысканно держал в отставленной
руке кубок с вином. И хотя возлежали не в креслах, в руке не кубок, а в нем
плещет и пускает пузырьки вовсе не вино, но все равно чувствовал себя дурацким
пластичным греком, что вот прямо щас начнет о культуре, искусстве, театрах и
новых более гуманных методах порки илотов.
Игарка порхала по всем помещениям, Мрак упорно называл их
комнатами, а что там почти заводы, так покажи даже не Пушкину, а почти нашему
современнику Менделееву или Ленину квартиру простого москвича — посмотрит на
все эти холодильники, электропечи, кофемолки, вентиляторы, миксеры, вытяжки,
телевизоры, светильники, на почти обязательный комп — скажет, что попал на
мощный завод при научно-исследовательском институте.
Стена напротив превратилась в огромный экран, это Олег
умеет, он изящно попивал вино и смотрел, смотрел, смотрел… Мрак не смотрел,
хмуро и озабоченно наблюдал за Олегом. Волхв слишком уж развесил уши.
Подумаешь, заселили все шаровое скопление! Да будь у ленивых месопотамцев
десять миллионов лет в запасе, они бы и не только этот Звездный Шар заполонили
своими повозками с буйволами, еще и в галактику бы перебрались! А воинственные
хетты или гиксосы так и вовсе уже дрались бы с разумными пресмыкающимися в
других галактиках.
— Что эта красивая ящерица делает? — поинтересовался
он, когда Игарка оказалась далеко.
— Как думаешь, не выдаст? Кто знает, как у
пресмыкающихся с этим…
— Мрак, — сказал Олег нервно, — она не
пресмыкающееся!… Сам видишь, такая же живородящая… тьфу, млекопитающаяся…
млекопитающая! Она человек, Мрак, человек!… Увы, даже лучше, чем мы.
Мрак проследил сквозь стену, как Игарка пропорхнула в
дальнем помещении, что-то заказала по дальней связи, сказал с удовлетворением:
— Нет, до Инги ей далеко… Та тоже — одно одухотворение,
но я задница есть, и сиськи в порядке. А эта какая-то не такая… Уверен, что она
не от земноводных?
Олег сердито засопел, челюсти стиснулись. Взгляд его теперь
не отрывался от мелькающих пятен на экране, на Мрака демонстративно не смотрел.
Ну и хрен с тобой, подумал Мрак ядовито. Не смотри. Все
равно здесь чужаки. И эта… красивая ящерица — тоже чужая. Мы тоже, правда, от
земноводных, но наша кистеперая рыба была красивше, умнее, а наши динозавры —
смелее. Только и того, что ихняя кистеперая рыба выползла чуть раньше.
Зато наша рыба — крупнее. Я любого лабунянина переломлю как
прутик, а это уже и есть превосходство человека над всеми остальными тварями,
как и заповёл, или заповедал, господь бог.
Рука дернулась перекреститься, привычный жест для
крестоносца, феодала, странствующего монаха, короля то в одном крохотном
государстве Европы, то в другом.
— Олег, ты спишь?
Олег холодно смолчал. Он с острой завистью рассматривал на
экране пляжи из белого кварцевого песка, чистейшее море, где явно истреблены
все хищные рыбы. Дивные пальмы, да, пусть пальмы, роскошнейшие… не то слово,
гостиницы, изумительные развлечения, самые изысканные, самые необыкновенные…
Да, стандартная планета, их все делают по одному стандарту,
но до чего же это хороший стандарт: жить вечно молодым и сильным, здоровым,
красивым, все уметь и все знать, все помнить, заниматься ли наукой или
искусством и знать, что времени хватит и на открытия, и на спорт, если он здесь
еще есть, и на все-все!
— До чего же хороший стандарт, — сказал он вслух.
— Да пошел ты, — ответил Мрак.
— Ты хотел бы быть на меня похожим?
— На тебя, — проронил Олег медленно, — нет.
— А на кого?
— Я разрешил бы тебе быть на меня похожим.
— Размечтался… А тебе не кажется, что они слишком много
развлекаются?
— А почему нет? — возразил Олег.
— Слишком малый процент может найти работу по душе.
Чтобы работать и тогда, когда за нее не платят. Представь себе, что на Земле
всю работу смогли бы делать машины. А людям можно бы жить… как захотят. Да
почти все человечество тут же ринулось в кабаки, на пляжи, в рестораны,
казино!…
— Почти, — сказал Мрак значительно, — но не
все.
— Думаю, тут этих «не всех» побольше.
Он мысленной командой разбил экран на десятки экранчиков и
схватывал информацию сразу со всех. Лабунян рассматривал с острой завистью и
все большим чувством неполноценности. Первое, что приходит в голову, —
безупречные. Высокие, сказочно красивые, обаятельные, все же сохранили различия
между мужчинами и женщинами, хотя Олег почему-то считал, что за миллион лет…
гм… Мужчины остались крепкими, сильными, мужественными, а женщины — ниже
ростом, с отчетливо видными признаками пола. Почти все в одежде, но нескольких
человек Олег заметил голыми. Вернее, их заметил Мрак, указал злорадно, но Олег
тут же заметил холодновато:
— А на земных пляжах нет нудистов?
— Но здесь и в городе!
— Мрак, а что делают эти голые? Нападают, грабят,
убивают?
Игарка впорхнула с той же легкостью, как легкий мотылек,
счастливая, улыбающаяся. Брови ее удивленно взлетели:
— Интерес к истории?
— Не зная прошлого, — сказал Олег, и Мрак
поморщился от стандартной глупости, — нельзя знать будущее. Мы смотрим…
чтобы зреть, ощущать, видеть наш собственный путь… Когда мы видим, как гибнут…
— Гибнут? — переспросила она с недоумением.
— У нас никто и никогда… О, я понимаю… Вы еще совсем
молоды! Вы родились на Гозияле уже в период изоляции? И потому много не
знаете?… Мы все, как на Гозияле, так и здесь, — бессмертны, что только
естественно. Вот уже миллионы лет. Я даже не знаю, могло ли быть иначе?… Если
бы оборвалась жизнь хоть одного индивидуума, это… не знаю… весь мир был бы в
шоке! Потрясен!… Все умы собрались бы, чтобы понять причину… Да что там умы,
все-все бы собрались. Ибо ценность человеческой жизни ни с чем не сравнима, у
нас это поняли давно.